- Я стал беднее на три миллиона. Чепуха. Я думал, хуже, - заметно повеселел Рузский, - есть повод выпить. Знаешь, Сергей Павлович, я бы с удовольствием сейчас пригласил в нашу компанию Елену Андреевну.
- Ты же слышал, она в Германии, ухаживает за больным старшим Рузским, - задумчиво и не очень осторожно напомнил Кошкин.
- Ах да! Я чуть не забыл! Главное, я по-прежнему богатый человек.
- Главное ли? - усомнился больше для самого себя Сергей Павлович.
- Ну да, ты у нас аскет, тебе деньги по барабану.
- Ну не настолько. Я бы не отказался жить в доме у моря, заниматься наукой и не думать о хлебе насущном. Макароны, опять же, с сосисками жуть как надоели.
- Жениться надо. Настоящая жена из любых продуктов кулинарный шедевр сделает.
- Где ее найти - настоящую?..
- М-да... - несколько смутился Рузский, вспомнив, на ком он женат.
Со стороны могло показаться, что в сквере притомились от безысходности жизни два прилично одетых безработных. Посидят и пойдут дальше - каждый в свое никуда, где жизнь вопреки мыльным сериалам заканчивается ничем и никак. Но картину эту разбила на куски изысканная мелодия мобильного телефона Рузского, что в самый неожиданный, а может, напротив, самый подходящий момент, когда разговор стал напоминать натянутую струну, исполнил «Половецкие пляски» Бородина из оперы «Князь Игорь».
Владимир Юрьевич с удивлением извлек его из элегантного кожаного футляра на поясном ремне.
- Я что, за три года не удосужился поменять мобильный?
- «Привычка свыше нам дана, замена счастию она», - прокомментировал откуда-то из своего далека Кошкин.
- Лена звонит, странно...
- Чего странного, телефон не человек, работает и в прошлом, и в будущем. Сохранился, стало быть.
- Ответить?
Но мелодия уже прервалась.
- Думаю, ответил тот, кому звонили, - объяснил Кошкин.
- Прости, Сергей Павлович, имею полное право подслушать, звонят-то все-таки мне, - оправдался Рузский, нажимая зеленую трубочку на клавиатуре, а другой рукой прикладывая палец к губам: мол, помолчи, брат.
Кошкин пожал плечами: ваше будущее, что хотите, то и делайте, но к голосам в трубке невольно прислушался.
- Лена, я же просил тебя не приезжать, - совершенно загробным голосом - хриплым и глухим - говорил тот Рузский.
- Но, Володя!.. - голос Елены Андреевны заметно дрожал.
- Я имею право умереть как мужчина. Не хочу, не желаю плакать от боли и безысходности у тебя на коленях.
- Но у нас еще есть шанс! Надежда всегда есть!
- М-да... Каламбур, надежда умирает последней, она умрет секундой позже меня. Логично и поэтично. А вообще, любимая, мне тяжело даже придумывать мысли... Представляешь?! Тягучая постоянная боль вышибает все, даже мысли! Их нужно придумывать, они больше не текут сами по себе, и единственное комфортное состояние - это забытье. Я, Лена, таким образом, похоже, заглядываю в предстоящий мне мир. Предполетная подготовка... Кхы-кхы... - И не смех даже, и не кашель...
- Скажи, чтобы меня пускали к тебе в палату! Завтра приедет профессор Ротбергер. Он специалист высокого класса.
- Специалист... И гонорары... у них... Они еще просто не знают... Вроде всю жизнь работают со смертью, и все никак не дотумкают... И я вот тоже... Сколько еще я могу оплатить операций?.. А?..
- Сколько потребуется, столько и оплатим!
- Лучше часовню построй или в детдоме ремонт сделай. Неужели ты еще ничего не поняла?
- Я просто хочу за тебя бороться!
- Вот и борись. Может, мне и зачтется. А эскулапам, Лена, завязывай платить. Хитрый у них счетчик: чем ближе смерть, тем секунда жизни дороже.
- Скажи, чтобы меня пустили к тебе! В конце концов, завтра вторник! Я имею на это полное право по вторникам и субботам, у меня уже биоритм сложился, если я тебя не увижу, я сама слягу в соседнюю палату. Слышишь, Рузский?!
- Мне будет стыдно... За себя... Пррр-отив-но! Виталика только отправь домой... Знаешь, я бы сейчас уехал куда-нибудь на берег Волги, а то и на Байкал. Никогда не был на Байкале...
- Вот поправишься - и поедем.
- Прекрати, твой доморощенный киношный оптимизм вызывает у меня раздражение... Всё. Мне пришли ставить укол. Надо, кстати, отказаться, сдохнуть наркоманом - противно. Как по-немецки: «Мой дедушка не дошел до Берлина...»
- Скажи, чтобы меня пропустили!.. Я - твоя жена!
- Слава Богу, мне хоть с этим повезло... Я скажу, только не уговаривай меня умирать с придурковатой улыбкой большого жизнелюба. Обещаешь?
- Не буду...
На этих словах связь прервалась.
Потрясенный Рузский смотрел на замолчавший телефон так, словно это было жерло пушки, направленное в его голову. Кошкин поежился.