- Хо-ро-шо подумаю, - по слогам разложил акцент на слово «хорошо» Кошкин.
- Вы до какого на больничном? - будто и не было предыдущего разговора.
-Да я по жизни больной, Вадим Григорьевич, - подмигнул Кошкин, как будто похвастался долгосрочным освобождением от уроков физкультуры в школе.
- Ну вы, если надо, больничный пролонгируйте...
- Как? Пролонг... Чего? Есть же великий русский язык, Вадим Григорьевич! Это же так просто: «продлите»! Про-дли-те... Вы никогда не думали, что я могу сделать его бесконечным?
* * *
В аллее у подъезда своего дома Кошкин буквально напоролся на мощный кулак. И тут же услышал знакомый голос с наглой хрипотцой:
- Притормози!
Страшный удар сокрушительной силы лишил Кошкина всякой воли к сопротивлению. Находясь в состоянии, которое боксеры называют «грогги», он одновременно слушал наседавший хриплый голос и судорожно пытался сообразить, каким образом он мог бы нанести хоть какой-то удар своему неожиданному сопернику
- Пульт! Врубаешься? Пульт. Чем быстрее, тем меньше мучений.
- Можно было и не махать кулаками, забирай... - Кошкин достал из кармана дистанционник с надписью Toshiba.
Верхотурцев ослабил хватку на вороте сорочки Сергея Павловича, и тот получил элементарную возможность дышать полной грудью.
- Вроде сходится, - прищурился на прибор Петр Матвеевич.
- Он, родимый, - сплюнул кровавую пену инженер.
- Ежели что не так, я тебя из любой секретной лаборатории достану.
Кошкину очень захотелось садануть своему мучителю, но на всякий случай Сергей Павлович сдержался. Разумнее было предполагать, что в ответ господин Верхотурцев превратит скромного инженера в отбивную. Но хотелось очень...
Видимо, желание Кошкина было услышано. Некто, не уступающий габаритами Петру Матвеевичу, толкнул его со значительной силой в плечо, отчего тот временно оставил Кошкина в покое.
- Чего тебе от моего лучшего друга надо?
Конвульсивно сработала память, вытолкнув на поверхность теплую майскую ночь у подъезда, шумное обилие зеленых фуражек, пустых и полных бутылок. И хрустящие маринованные огурчики.
- Гриша! Корин! - признал спасителя Сергей Павлович.
- Яволь, май френд! - расплылся в широкой улыбке Гриша, но тут же получил от Верхотурцева прямой удар в челюсть. Плюхнувшись на основную точку опоры, он озадаченно посмотрел наверх, но в состояние «грогги», в отличие от Кошкина, не впал. Зато нападавшего он мгновенно опознал по удару.
- Петя! Ты?!. Мы же не на ринге!
- Ё!.. - ругнулся Верхотурцев. - Земля круглее, чем я думал.
- А то! Пепел Джордано Бруно заровнял все ямки и выпуклости! С какого перепуга ты лупишь моего друга Серегу?
- Друга? - Верхотурцев отступил на шаг, с ухмылкой глянул на пульт в левой руке, зло подмигнул Кошкину. - Да тоже по дружбе! - потом обратился к Корину, каковой напрасно ждал, что бывший напарник по спаррингу подаст ему руку. - Вот что, Гриша. Повезло сегодня нашему другу. Но у меня к тебе большая просьба, ты меня не видел! А лучше всего, если ты меня не знаешь, - и для вящей убедительности напоследок толкнул Кошкина в грудь.
- Не понял? - вскинул брови Гриша.
Но ответом ему хлопнула дверца иномарки и взревел мотор.
- Он у тебя забрал что-то? - Корин неторопливо поднялся на ноги.
- Да так... Мелочь... Дистанционный пульт от телевизора.
- Зачем он ему?
- Наверное, у него дома такой же телевизор, как у меня, а пульт вышел из строя. Мне, к примеру, нравится марка Toshiba. Баланс цветов гармоничный, - с блуждающей улыбкой на лице ответил Кошкин и вдруг захохотал.
Из кошкинского подъезда выскочили Дорохов и Китаев. Дорохов, оценив ситуацию, сначала плюнул в сердцах, но потом тоже стал улыбаться.
- Во, блин, подстраховали!
- А моя бабушка говорила: у семи нянек, - опередил со своей бабушкой Китаев, но, поглядев на Кошкина, перефразировал, - с подбитым глазом!
- Надо бы позвонить, куда следует, - стал серьезнее Дорохов.
Корин протянул ему свой мобильник.
* * *
Есть точки, где пересекаются время, пространство, а главное - человеческие судьбы. Образно говоря, индивидуум находится в клубке неслучайных случайностей, посылов, закономерностей, причинно-следственных связей, ему мнится, что он участвует в написании своего жизненного цикла, а Некто сверху, Кому виден этот клубок насквозь со всеми его узлами и разрывами, пронзает этот путаный шар по Своему Промыслу этакой вязальной спицей, нанизывая на одну прямую и субъекты, и объекты, и сопутствующие им обстоятельства. И, как ни уворачивайся от острия этой спицы, она рано или поздно настигнет тебя, да еще и врасплох.
Юлия Михайловна Бирман, дочь убитого адвоката Михаила Марковича, после похорон отца находилась в полной растерянности. Свою судьбу она делать не умела и не хотела, эту нелегкую работу выполнял за нее отец, в руках которого находились бесчисленные связи с сильными и не очень сильными мира сего, от решения которых зависело строительство и разрушение карьерных лестниц, либо, скажем, установка локомотивов истории на запасные пути. Юля бродила по городу с отсутствующим выражением лица, нехотя оформляла документы на оказавшееся солидным наследство и делала это лишь потому, что подталкивали коллеги покойного родителя, которые на поверку оказались все у него в долгу.