Открыв дверь, Олег пропускает меня вперед и быстро заходит следом, чтобы включить свет.
Я равнодушно оглядываю просторный холл и гостиную, светлые панели и массивную, но при этом лаконичную мебель в стальных оттенках. В том, чтобы расматривать и оценивать обстановку, много ума не надо. Но сейчас это служит попыткой отвлечься и перенести болезненные ощущения в другое русло. Несмотря на отполированный стиль и явное наличие руки дизайнера, здесь нет души и ощущения обжитости. Стерильная чистота и отсутствие каких-либо уютных деталей без слов говорит об отсутствии женщины в этом помещении. Но после дома Орловых, украшенного с кричащей золотой роскошью и в гротескно-ренессансном стиле, эта, несомненно фешенебельная, но при этом чисто мужская в своей строгости квартира приятно холодит и обволакивает атмосферой простора и свободы.
— Ванная там, — махнув рукой вправо, бросает мужчина, — Сейчас принесу одежду. А потом мы поужинаем. Ну… или позавтракаем, судя по времени…
Я машинально киваю и уверенно шагаю в указанном направлении. И оказываюсь в просторной комнате, облицованной светло-серым, с ртутными вставками, кафелем. Здесь есть не только большая треугольная ванна и двойная стиральная машина, но и душ и биде, а две каменные раковины вмонтированы в широкую панель на всю зеркальную стену.
Я оглядываюсь, снова отмечая современный и стильный дизайн помещения. И одновременно тянусь к шнуровке корсета, из-за которого я сейчас как никогда чувствую тесноту и тяжесть.
И печально вздыхаю, как только понимаю, что без посторонней помощи мне не справится. Слишком замудренная вязь.
Раздается короткий отрывистый стук.
— Входите! Я одета! — отзываюсь я, мгновенно находя решение своей деликатной проблемы.
И я даже не смущаюсь от того, что мне придется попросить о такой помощи мужчину.
Олег заходит без промедления. Цепко оглядывает меня снизу вверх, будто сканируя состояние, и кладет на небольшой комод около двери стопку одежды.
Я с легкостью и полным равнодушием демонстрирую мужчине спину.
— Если вам не трудно, развяжите, пожалуйста. Или разрежьте. Мне все равно.
Глядя в зеркало, я отстраненно рассматриваю хозяина квартиры, как несколько минут назад — его интерьер. Однако, он оказывается очень высоким, особенно рядом со мной. А еще крепким и широким как шкаф — с мощным разворотом плеч, мощной грудной клеткой, королевской осанкой и лицом, достойным обложки какого-нибудь бизнес-журнала. Фактурное такое лицо, яркое. Лишенное, конечно, общепринятой красоты — мягких и пропорциональных черт, ровного носа — однако наделенное суровой, истинно мужской красотой. Суровости добавляют еще и жестко поджатые губы, и сведенные на переносице широкие брови. Это совершенно иной, отличный от Андрея, типаж. Но не отталкивающий.
А еще он взрослый. Наверное, даже старый — вон, в уголках глаз морщины и жесткие складки около рта. Олегу, судя по всему, лет сорок, если не пятьдесят. Совсем как Петру Ивановичу, отцу Андрея. Только тот невысокий и уже с пузиком. А этот… подтянутый, как спортсмен. И даже немного пугающий в этой своей крепости.
Но мне не страшно.
Мне просто не до этого.
Наверное, я жду, что Олег начнет отговаривать меня от столь радикального решения, как порча дорогого свадебного наряда. Однако в зеркальном отражении я вижу, как тот совершенно спокойно открывает ящик комода и достает оттуда ножницы. Я старательно придерживаю ладонями тяжелый лиф, пока мужчина решительно и быстро режет шнуровку корсета. Закончив, он негромко спрашивает, пытливо всматриваясь в мое лицо через зеркало:
— Чем еще могу помочь?
— Спасибо. Больше ничего не надо.
— Хорошо. Полотенце в шкафу. Одежда чистая, хоть и не по размеру. После душа жду вас на кухне. Разберетесь с переключателями?
— Конечно, — я равнодушно пожимаю плечами и благодарно киваю, — Еще раз спасибо.
Олег, тоже кивая и не задерживаясь, выходит.
Вода смывает не только макияж с лица и лак — с волос, но и неприятное ощущение разбитости и тоски. Боль, конечно, никуда не уходит, но зато гнетущее состояние отчаяния заметно утихает и уходит на задний план. Я с удовольствием нежусь под теплыми струями, льющимися из большого потолочного смесителя и имитирующими водопад. Неожиданно легко откинув прочь брезгливость, я беру губку и выдавливаю на нее немного геля из фирменной бутылочки. Вспениваю интенсивными движениями и привычно надраиваю кожу. Правда, задумавшись, в какой-то момент делаю это с такой яростью и остервенением, что через какое-то время ощущаю неприятное жжение. Гель-то оказывается с мятой. А из-за своего усердия я безжалостно снимаю верхний слой эпидермиса.