Может быть непогода
Так важна для меня?
У степного народа
Здесь так дышит земля!
Так и мы все больные
Здесь нашли свой приют…
Ну а мамы чужие
Так красиво поют!
И на миг забываешь
Что больной и чужой.
Дружбу жизни узнаешь,
Когда веришь душой.
ЛАЗАРЕТ
Вокруг лазарета вонь и грязь. Может, мне описать сейчас ужас тех изможденных людей? Ты вина, милый друг, мне налей. Не могу я вспомнить их быт, если вспомню, то сердце болит. Как терпели солдаты войны! Может, это видали не мы. Ай, приснилось вдруг всё, – и так сердце болит? Но на этой земле здесь поставлен гранит.
Перекличка идет незнакомых имен. Перекличка? – а может быть, гром. Гром гремит по земле! Отвечает что есть!
Есть солдат, не запятнана честь!
Не запятнана честь, так и строем стоят. Не забыть мне измученных, милых ребят. В мыслях дома они и, быть может, уж спят. Мать с отцом охраняют измученных, милых солдат. Не будите бойцов, не кричите вслед им, пусть останется каждый боец молодым!
РЕПРЕССИИ
Расцвели тюльпаны в предрассветной мгле.
Ехали поляки по чужой земле.
По чужой равнине, по чужим полям,
По просторам синим и цветным степям.
И товарный поезд вдруг оставил их
Во широком поле, возле юрт чужих.
Люди не понятны, не понятен быт,
Лишь верблюд угрюмый возле юрты спит.
Как не испугаться бедности людей,
И куда податься от судьбы своей.
Но степные люди, лишних слов не знали,
Приютили, накормили и наказ сказали:
Хоть и не богаты хлебом-солью мы,
Хоть вы и поляки, но мы все родны,
Милосердны люди, милосерден быт,
Здесь в краю чужом далеком каждый не забыт.
ПЛАЧЬ ПОЛЬСКОЙ МАТЕРИ
Прошло немало зим и лет, и вдруг – письмо от сына!
Казалось, жизни больше нет. И с той поры поныне
Жду стук в двери, жду стук в окно, смотрю давнишнее кино
И про войну, и про парад. И как встречали мы солдат.
Как ждала мать бойца домой, как слышала что – дверь открой…
Дверь открывала в пустоту, и ей казалось, что не ту,
Не ту отрыла дверь, и заблудился сын теперь.
И мать не спит и день и ночь. И кто же сможет ей помочь,
Как уберечь бедняжку мать, что сына невозможно ждать
Что семь десятков лет прошло с тех пор.
И сына родного давно забрал простор, его частицы здесь и там,
И по полям и по лугам, в дожде и ветре и в земле.
Есть та частица и во мне. И никогда он не забыт,
И память тверда, как гранит. Ну а письмо, объехав всю страну.
Вернулось радостью тому, кто сына ждал, кто верил,
Что придет минута счастья, и мать спасет сына от несчастья.
Прошла войну дорогою бойца.
Не видя семь десятков лет любимого лица.
Прочесть письмо ей не хватило сил.
И как беречь себя любимый сын просил. Погашен взор.
И жизни больше нет. На просьбу сына не пришел ответ.
Реквием
НАЧАЛО ВОЙНЫ, ЗАХВАТ ВАРШАВЫ
Молюсь я день, молюсь я ночь
Не за себя за край любимый
Молюсь… Кто может мне помочь
Спасти народ, несчастьями гонимый
Моя Польша в огне,
Как же тягостно мне.
Как помочь в трудный час,
И как больно сейчас.
Гибнет милый народ,
Он не знал наперед,
Что фашистская рать
Сможет их побеждать.
Триста тысяч солдат
Победить так хотят,
Но не знают они,
Силы так не равны.
Защитить не могли,
Хоть костями легли.
Дети бывшей войны,
Свято помним вас мы.
Моя боль, мой народ,
За отчизну вперед.
Посылал сыновей,
Уничтожить зверей.
**********
Остановился поезд – остановка. Куда теперь идти. Чужа земля, и нам вроде неловко. Но люди быстро, со сноровкой, нас накормили и одели. Хоть непонятные слова… Но нас жалели, нас жалели и говорили – Польша-брат… Ну, почему так получилось? Кто ж виноват?…
Вот лазарет, для нас такое унижение, Вот лазарет, и белый свет не мил. Вот лазарет – пыль, грязь и раздраженье. Как мог я вытерпеть всё это униженье. Как мог я вынести невыносиму боль.
Иль это, может, наважденье, иль это кем-то сыгранная роль?
Здесь грязь, чума, голодны вечно люди. Железный занавес для нас судьбой закрыт. Но каждый день казах худой на маленьком верблюде нам привезет лепешечку с водой.
Но не смогли мы выжить, не сумели. В такой грязи не суждено нам жить. Родная Польша тихо песни пела, чтоб нам не больно было уходить.
Не выжил ни один солдат, могилы их в Шокпаке. Но слышат песни Польши те бойцы, и кажется, что нет уже войны. Они все дома, наши сыновья. Я каждый год чту милых тех солдат, что не дошли до дому. Ну кто же, кто же виноват? Что не смогли сберечь мы тех солдат? И сердце разрывается от боли.