Шашлык был почти готов и в свежем горном воздухе витал такой запах, что устоять было невозможно. А Оловянного всё не было. Осман снял с шампура первую порцию, сложил в фарфоровую тарелку, накрыл лавашом, нахмурился. Баранье мясо надо есть сразу, с костра, иначе можно отдать его собакам. Правда, четырнадцатилетний Камилл поддерживает огонь и готов поставить свежие порции, но бесконечно откладывать застолье нельзя: это неуважение к хозяину…
– Слушай, Аваз, поторопи своих друзей, ночь уже!
– Сейчас, сейчас, только пробу сниму.
Абрикос наколол кусок мяса на кинжал и, обжигаясь, жадно проглотил.
– Мама говорит, что если с ножа кушать, то будешь злым, – сказал Камилл, исподлобья рассматривая гостя.
– Мне как раз это нужно, – подмигнул мальчику Абрикос. – А то я слишком добрый. И меня все обижают.
Таким же образом съев второй кусок, он вызвал по рации Сапёра:
– Ну, куда вы там пропали? Шашлык остывает…
– Какой шашлык? – ответил сонный голос.
– Как какой? Вы когда приедете?
– Тебе Столб не сказал? Опять тупит, что ли? Мы сегодня не приедем.
– А как бы мне Столб сказал? Он же с вами остался!
– Я не понял… Они что, ещё не доехали?
– Никого нет.
– Куда они могли мотнуть? Столб, в натуре, как столб, отмороженный… Может, в Буйнакск в сауну? Руслан же их порвёт… Ладно, жди!
Через десять минут Абрикосу позвонил сам Оловянный:
– Не приехали?
– Нет.
– Давай быстро сюда!
– Куда «сюда»?
Сообразив, что Абрикос не знает, где они находятся, Оловянный на секунду задумался.
– К развилке на нижнюю и верхнюю дороги едь! Возьми всех, кто там из наших есть, и быстро…
– Так здесь, кроме Омара с его мальчишкой, и нет никого.
– Значит, сам приезжай! Быстро! У них у всех телефоны выключены, рации не отвечают. Искать поедем!
– Я понял, выезжаю!
Наспех съев еще пару кусков мяса, Абрикос прыгнул в машину. Темная горная дорога не позволяла разогнаться, минуты растянулись в часы, сердце колотилось, чувствуя недоброе. С одной стороны, ничего со Столбом и его людьми на собственной территории случиться не могло, с другой – куда они могли деться? Сорвались в пропасть? Но не обе же машины сразу!
На середине ущелья, из-за изгиба дороги, впереди выбивались слабые отблески пламени. Повернув, увидел догорающие костры и сразу понял, что это догорающие машины! Если бы он ехал через два часа, то мог проскочить мимо и ничего не заметить.
Бросив свою «девятку» с открытой дверью прямо на дороге, Абрикос достал заткнутый сзади за брючный ремень «стечкин», приготовил фонарь, собравшись, будто перед прыжком в прорубь, выскочил из кабины и перебежками приблизился к «Приоре». Весь кузов в пробоинах, стекла разбиты, дверь переднего пассажира открыта, внутри полно обугленного мяса… Отвратительная вонь паленой плоти переплелась с запахом недавно съеденного шашлыка, и его вывернуло наизнанку…
Пошатываясь и вытирая рот рукавом, он подошел к перевернутому джипу. Тот выглядел примерно так же, даже хуже – вдобавок к пробоинам у него взорвался бак, всю заднюю часть разворотило. И такое же месиво внутри, и тот же ужасный запах… Абрикос отбежал в сторону, но его все равно вырвало. От избытка адреналина тело бил озноб. Казалось, что из окружающей ночи глядят десятки вражеских глаз.
Пересилив страх, он подкрался к «девятке», выключил фары, захлопнул дверь, потом забился под большой валун на берегу реки. Уперевшись мокрой спиной в холодный камень и обводя стволом угрожающую темноту, достал рацию и связался с Оловянным:
– Руслан… Руслан, они здесь! – закричал он, и тут же перешел на шепот, тревожно вглядываясь в темноту. – Машины в ущелье, возле дороги догорают… Не доехали они…
– Живые есть?
– Нет… Я не знаю, здесь темно.
– Подъезжай, куда я сказал! – твёрдым голосом приказал Оловянный.
«Может, он не понял?» – подумал Абрикос, но переспрашивать не стал – один, у догорающих машин, он чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Казалось, что со всех сторон тянутся руки с ножами и стволами…
Запрыгнув в «девятку», Абрикос выжал газ, рванул с места и быстро набрал скорость, с трудом вписываясь в повороты и едва удерживая машину на дороге. Через двадцать минут он, прямо на дорожной развилке, заикаясь и проглатывая слова, рассказывал о происшедшем Оловянному и Саперу.