Выбрать главу

– Боюсь, что дела неважны. Вши для овцы – бедствие. Они портят шерсть. Она делается ломкой и легко распадается. Хью сейчас у реки, наблюдает за мытьем, и вид у него не очень-то веселый, судя по всему, радоваться нечему.

Джоанна посмотрела на группу деревьев на берегу реки, и на память сами собой пришли прочитанные ранее строки:

Среди житейской суеты и в суматохе днейДве вещи, что важней всего, стоят особняком:Сочувствие беде чужойИ мужество в своей.

Джоанна увидела это стихотворение, написанное неуверенным почерком на внутренней стороне обложки одной из книг, что были в домике.

Под стихотворением стояла подпись: «Хью Уэстбрук, семнадцать лет».

Она обнаружила книги у Хью в первое же свое утро в «Меринде». На деревянной полке расположилась маленькая библиотечка: старые, изрядно потрепанные томики стихов, книги по истории, фермерскому делу и романы. Там были произведения Троллопа, Теккерея, Диккенса и даже сестер Бронте.

Каждая из книг была читана-перечитана много раз; в некоторых встречались подчеркнутые строчки и пометки на полях. В книге «Овцеводство и производство шерсти» Джоанна обнаружила подборку старых, пожелтевших от времени журнальных и газетных вырезок со статьями под заголовками: «Разведение клевера подземного», «Применение научных принципов в производстве шерсти» и так далее в том же духе. Словарь находился в очень ветхом состоянии и атлас по истории австралийских колоний выглядел не лучше.

Просматривая все это, Джоанна лучше узнавала хозяина «Меринды».

– В школе я никогда не учился, – рассказывал ей Хью, на стоянке у Эму-крик. – Мы нигде не задерживались подолгу. Чтобы найти работу, нам с отцом приходилось все время переезжать с места на место. Грамоте меня начал учить старик-отшельник, живший в лесу неподалеку от Тувумба.

Скромная библиотечка Хью показала Джоанне, как шел он по пути самообразования. В «Джейн Эйр» редкая страница оставалась чистой, без подчеркнутых слов. Несомненно, пометки делались, чтобы посмотреть потом в словаре значение слов. С внутренней стороны обложки стояли две даты: 10 июля 1856 года и 30 июня 1857 года, и Джоанна предположила, что они указывают, когда он начал читать книги и когда закончил. Хью в то время было пятнадцать лет, и на чтение у него ушел почти год. А с «Рождественским хоралом» он справился значительно быстрее. Девятнадцатилетний Хью читал ее с августа по октябрь 1860 года, и подчеркнутые слова почти не встречались, что говорило о заметных успехах. И если в заметках на полях книги по истории, начатой им в 1858 году, орфографические ошибки встречались сплошь и рядом, то заметки в пособии по овцеводству ошибок почти не имели, и почерк Хью значительно улучшился. В этой книге стояла дата: сентябрь 1867 года.

Джоанна листала книги, и перед ней разворачивалась жизнь Хью Уэстбрука. Ей представлялось, как неграмотный мальчик старательно учится писать буквы, но освоить правильное их написание удается ему не сразу. Затем воображение рисовало ей юношу, с жадным любопытством склонившегося над атласом мира. Один из городов Квинсленда был обведен кружком, и что-то отмечала нарисованная рядом звездочка, но что произошло в том месте и почему оно представляло особую важность, Джоанна могла только гадать. И, наконец, перед ее мысленным взором предстал взрослый человек, уверенный в себе мужчина, усваивающий знания «ученых» фермеров из далекой Англии, опубликованные на страницах скромных провинциальных газет.

А еще там были стихи, написанные на клочках бумаги, какие карандашом, какие пером. Где-то несколько слов было зачеркнуто, но встречались и стихотворения без всяких помарок, словно написанные на едином дыхании. Хью писал баллады об австралийских разбойниках, беглых каторжниках, или, как их называли в Австралии, бушрейнджерах: «Я не сдамся, я буду драться, – заявил лихой колонист». Были у него стихи и о стригалях: «Работают они без меры, без удержу пьют, и в ад их дорога ждет…» Писал он и об отдаленных пустынных краях, где «Казуарины-старухи с шершавой корой вздыхают над заводями в кружеве лилий у зеленых подножий гор». В балладе «Вдова стригаля», говорилось о женщине, чей муж не умер, как сначала подумала Джоанна, а отправился бродить – «последовал тропой валлаби» – в поисках работы стригаля, и вернулся через полгода без гроша.

– Жаль, что у мистера Уэстбрука такие неприятности, – посочувствовала Джоанна.

– За все годы, что я знаю Хью, а это срок немалый, мне не доводилось видеть его в таком унынии.

После ухода Билла Джоанна показала Адаму, как следует чистить инструменты и в каком порядке укладывать в саквояж аптечку.

– Надо обязательно класть все на свое место, туда, откуда берешь, – учила она, – чтобы ничего не искать, когда понадобится.

Они разом подняли головы на голос, донесшийся со двора.

– И остальное разложи по местам, – сказала она Адаму и вышла на залитое солнцем крыльцо.

– Здравствуйте, – поздоровалась она с подъехавшим всадником-констеблем Джонсоном. За последние две недели он приезжал на ферму уже в четвертый раз. Поэтому она не удивилась, когда он сказал, как и в прошлые разы:

– Я знал, что поеду мимо «Меринды», мисс Друри, поэтому решил захватить почту для вас.

– Спасибо, мистер Джонсон, за любезность, – поблагодарила Джоанна.

Она обратила внимание, что констебль в этот раз появился в форме, и предположила, что он, вероятно, направлялся куда-то с официальным поручением, потому что в строгом черном мундире с блестящими медными пуговицами видели его редко. А когда он спешился, она отметила, что у него до блеска начищены сапоги и от кокарды отражается солнце. Еще она уловила запахи одеколона и масла для волос.

– Какой сегодня чудный весенний день, правда, мисс Друри? – сказал молодой полицейский, вручая ей почту.

– Да, мистер Джонсон, день замечательный, – машинально согласилась она, торопливо перебирая конверты. Два обратных адреса сразу привлекли ее внимание. Одно письмо пришло из колонии Южная Австралия, а другое из Кембриджского университета в Англии.

В этот момент появился Адам. Констебль Джонсон обернулся к нему со словами: «Привет, дружище…» И Адам вдруг зашелся в крике.

Джоанна подхватила мальчика, чтобы не дать ему биться о землю. Ей удалось немного его успокоить, и она предложила прокатиться в повозке, так как понимала, что надо увезти Адама со двора подальше от констебля Джонсона. Они ехали по красивым местам следом за маленьким шумным стадом овечек с ягнятами. Джоанна взглянула на сидевшего рядом мальчика. Глаза его еще оставались опухшими от плача, но жизнь природы вокруг уже завладела его вниманием. Но когда она захотела узнать, что так сильно его испугало, он тотчас же сжался, как закрывается цветок, сжимая лепестки.

Наконец они достигли излучины реки, и глазам их представилось необычное зрелище. На берегу стояла махина, напоминающая локомотивный двигатель. Пыхтя черным дымом, она крутила большие колеса, соединенные кожаными ремнями с маленькими колесиками, прикрепленными к большущему квадратному чану для воды.

Над верхом чана поднимался пар, а из труб, подведенных к основанию, тек кипяток. Джоанна остановила повозку и в изумлении наблюдала, как мужчины с палками загоняли блеющих овец в реку и направляли в сторону чана с водой. Затем животных окунали в заводь, над которой вился пар, а там стоявшие в просмоленных бочках люди с силой терли их, и когда овцы появлялись с другой стороны заводи, вода текла с них в три ручья, но были они чистые, белые и красивые.

Она увидела у кромки воды Хью. Мрачнее тучи, он стоял, уперев руки в бока.

– Привет! – крикнула она.

Он обернулся, и в его памяти мгновенно возникло видение, как в первую ночь она выбежала из домика за испугавшей ее Сарой, и он на мгновение заключил ее в объятия. Хотя он и старался об этом забыть, но воспоминание сохранилось и не теряло яркости: ее пеньюар, рассыпавшиеся по плечам и груди блестящие волосы. Какой она была нежной и теплой. Неожиданно ему вспомнилось, как несколько лет назад сильно перебравший Билл Ловелл говорил ему: «Возьмем женщину, на которой я был женат. Ей никогда не нравилось, когда я к ней прикасался. И только радовалась, если я быстро с этим управлялся и отставал от нее. Такие вот они, женщины. Не то что мужчины. Их, женщин, это отталкивает. Представить не могу, зачем Господь сотворил мужчин и женщин такими разными. И Он еще хочет, чтобы род людской не переводился»? И еще один голос припомнился ему. Фиби Фергюсон, содержательница заведения в Сен-Кильде, как-то сказала: «Вы не поверите, мистер Уэстбрук, но большинство моих клиентов женатые люди. Одиноких джентльменов, как вы, у меня совсем немного. Мужья приходят сюда за тем, что не могут дать им жены. Дам высших сословий, в особенности, не очень манит спальня». Хью подумал о Полин и о том, с каким жаром она ответила на его поцелуй. Он знал, что она равнодушной не будет. И тут же ему подумалось, как повела бы себя Джоанна.