– Смотрите, тетя Полин! – Персефона указала на помост, откуда зазывал публику человек в клетчатом пиджаке.
За его спиной висели декорации с нарисованными на них небом, облаками и поросшими травой равнинами. На помосте стоял еще один человек, чья необычная внешность приводила детей в изумление. Полин тоже остановилась, но внимание ее привлек вовсе не Вождь Бизон – «настоящий краснокожий индеец из Америки», красовавшийся в одежде из оленьей кожи и в головном уборе из перьев. Она смотрела на соседнюю палатку, где другой зазывала также старался вовсю, завлекая публику. Но приглашал он на зрелище другого рода. За один пенни любой желающий мог войти и «своими глазами» увидеть, как обещал зазывала, «мисс Сильвию Старр, австралийскую Венеру, позировавшую Линдстрему для его известной скульптуры. Она предстанет в том же виде, в каком позировала. Вы сами сможете убедиться, почему ее красота произвела сенсацию». За его спиной на огромном плакате мисс Старр изображалась в двух видах: справа – в красном платье с немыслимо узкой талией и внушительным турнюром, а слева она представала в образе Венеры, и ее обнаженное тело интригующе прикрывали цветы. Между двумя изображениями предлагался список «выдающихся размеров» мисс Старр от величины носа до длины ступни, и в заключение перечня сообщалось: «Рост 5 футов 5 дюймов (165,1 см) и вес 151 фунт (68,492 кг)».
Не красота мисс Старр привлекла внимание Полин, а солидная толпа желающих приобрести билет на показ ее прелестей. Очередь состояла исключительно из мужчин. И Полин видела их взгляды, обращенные на афишу с Сильвией Старр. Полин помнила времена, когда большинство мужчин смотрели такими же глазами на нее. Но их число становилось все меньше и меньше. И она снова убедилась, что время неумолимо.
Ей вновь вспомнился Джон Прайор. Она видела в его глазах страсть, желание обладать ею. Но он был ей не нужен. У Полин были поклонники, и при желании она могла бы завести роман. Не один мужчина намекал ей, что был бы весьма рад близости с ней. И случались моменты, когда на балу, выпив слишком много шампанского и кружась в танце в сильных мужских руках, слушая при этом, как ей на ухо шепчут что-то очаровательно волнующее, она ловила себя на мысли, что старается представить, что было бы, если бы она сдалась и согласилась отправиться в сельскую гостиницу или решилась бы на долгую прогулку в экипаже. Но Полин не интересовала близость. Ей хватало ее и с Колином. Любовь и ребенок – вот в чем по-настоящему она нуждалась.
Конечно, ей нужен был Хью Уэстбрук. Все эти годы она старалась поглубже спрятать мучительные воспоминания, отказывалась признавать свою страсть к нему, но теперь все чувства ожили снова. Вот как растревожила ее встреча с Прайором. На какое-то время она словно побыла рядом с Хью. Прайор разжег в ней давнюю любовь к Хью, и она начала думать о том, как бы сложилась ее жизнь, если бы она вышла замуж за Хью. «Были бы у меня теперь дети?» – спрашивала она себя.
– Миссис Макгрегор, вот вы где! А я вас везде разыскиваю.
С двумя чашками чая к Полин подошла миссис Перселл, заведовавшая хозяйством в сиротском приюте.
– У нас потрясающий успех на распродаже поделок, – взволнованно сообщила она. – Мы сможем теперь купить пять новых кроватей для нашего приюта. А как дела со стрельбой из лука? Мне бы очень хотелось, чтобы вы как-нибудь заглянули к нам. Детям так нужны любовь и внимание.
Но Полин не собиралась навещать приют. Она занималась сбором средств для него, выписывала чеки, но дальше этого заходить не хотела. Раз в год миссис Перселл набиралась смелости и намекала Полин, что она могла бы усыновить ребенка. Но все знали, что это были за дети: незамужние матери, которым они были не нужны, оставляли их на пороге приюта. А Полин хотела собственного ребенка, чужой ей был не нужен совершенно.
Она вернулась в свою палатку для стрельбы из лука и подала Луизе стакан с холодным лимонадом.
– Боже, какая жара! – сказала Луиза, с благодарностью принимая стакан.
Полин не переставала удивляться, как ее подруга не падает в обморок в таком тугом корсете, надетом под платье из плотного шелка. Когда Луиза ходила по палатке, Полин было слышно, как скрипят в ее корсете пластинки из китового уса.
– Я так завидую твоей стройности, Полин, – проговорила Луиза без намека на зависть. – Ты всегда такая свежая, словно на тебя не действует жара. А посмотри на меня. Вот что значит иметь детей. Я старалась похудеть, но приходится приглядывать, как для нас восьмерых готовится еда, и снимать пробу. И это трижды в день!
Полин собрала луки со стрелами и разложила их на столике.
– Тебе везет – продолжала Луиза. – Джадд в школе, Колин часто обедает в клубе. Тебе легко избежать искушения.
Но Полин не слушала ее, погрузившись в свои мысли. «Я знаю, что Колин способен любить, – размышляла она. – Выходя за него замуж, я понимала, что он едва ли полюбит снова, но я знаю, что в глубине души у него хранится способность любить». Ей как-то случилось наблюдать проявление этой любви, когда девять лет назад она заехала навестить Кристину и увидела Колина, сидевшего рядом с молодой женой. Он был таким нежным, заботливым, влюбленным до самозабвения. В нем должен остаться глубоко скрытый источник нежных чувств. Полин думала, что, возможно, ошиблась, полагая, что Колин не может полюбить, и по этой причине она не смогла найти путь к этому роднику, а он, может быть, остается там, в ожидании ее.
– Боже, посмотри только на эту девушку! – воскликнула Луиза. – Готова поклясться, что она взрослеет не по дням, а по часам!
Полин обернулась и увидела направляющуюся к ним старшую дочь Луизы Минерву Гамильтон. Высокая, с темными миндалевидными глазами, чувственным ртом и копной красивых волос, Минерва, стоявшая на пороге шестнадцатилетия, притягивала взгляды мужчин. Полин заметила, как они поворачиваются, глядя ей вслед.
– Молодые люди начали к нам заглядывать, – обмахиваясь веером, говорила Луиза. – Я говорю себе, что она еще слишком молода. Но потом вспоминаю, что сама я вышла замуж за мистера Гамильтона в восемнадцать лет, а Минерве всего два с половиной года до восемнадцати. И подумать только! – она рассмеялась. – Я считала, что у меня с малышами покончено наконец, а теперь вот думаю, что скоро, может быть, и бабушкой стану!
Полин очень хотелось сказать Луизе, чтобы та замолчала. С большим трудом она сдержала себя и погрузилась в размышления о том, как вызвать у Колина любовь к ней и зачать ребенка.
Колин стоял перед раскрытыми дверями кабинета, ведущими в сад, и полной грудью вдыхал горячий и сухой воздух. Не верилось, что оставался один месяц до календарной зимы. Ночь, скорее, напоминала январскую, чем апрельскую. Как и другие овцеводы в колонии Виктория, он молил Бога, чтобы засуха не отразилась на качестве шерсти. На мировом рынке цены на шерсть упали. Двадцать лет назад шерсть шла по цене двадцать два цента за фунт, а теперь она не дотягивала и до двенадцати. Увеличивать годовой доход Килмарнока становилось все труднее. А теперь еще и эта засуха.
Колин смотрел на свое отражение в окне и видел лицо отца, тринадцатого владельца Килмарнока, человека внешне очень интересного и сурового, способного одним своим взглядом заставить мужчину замолчать, а у женщины вызвать дрожь. Это было лицо хозяина, человека, в чьих руках власть. Отец Колина обладал этой властью в своем замке на острове Скай. А Колин знал, что его властная внешность всего лишь видимость. Власть его была иллюзорной. Она зависела от дождей и засухи, от овец и травы. Его власть над тридцатью тысячами акров земли основывалась не как у его отца на родословной и правах, соответствующих титулу, а на капризах погоды и экономики. Колин прекрасно понимал, что может всего лишиться, если не будет неустанно за всем следить.
Он думал о Хью Уэстбруке. Несмотря на трудности «Меринды», вызванные засухой, Уэстбруку удалось добиться успеха со своей новой породой овец. Когда семь лет назад Хью свел барана породы рамбулье со своими овцами, Колин первый поднял его на смех.