Дом Уэстбруков у реки выглядел в своем лесном окружении в точности, как Филип задумал. Он так естественно вписался в живописный пейзаж, словно вырос сам собой среди эвкалиптов и кенгуриной травы – темеды. Четырехскатная крыша и глубокая веранда создавали простоту стиля. Филип думал о том, с какой радостью проектировал дом, гармонирующий с окружающей природой. Как приятно было работать с местными материалами – деревом и камнем, создавать контуры, дополняющие природу, а не противоречащие ей, и воплощать в проекте дух этого края. Филип представлял себе, что строительство вел он так, как это делали бы аборигены, если бы когда-либо строили дома. Это было продолжение окружающего мира, а не нарушение его гармонии. Во многих городах, где ему приходилось возводить дома, Филип чувствовал себя стесненным, его творческие способности не имели достаточной свободы для своего проявления. Возможно, но была одна из причин, почему ему не сиделось на месте, и он все время искал что-то. И Филип спрашивал себя, может быть, он наконец нашел то, что искал: здесь, в отдаленном уголке мира, в этом доме Уэстбруков и том вдохновении, что несла ему эта молчаливая девушка. Еще ни разу не испытывал он такого глубокого удовлетворения, какое ощущал теперь, завершив этот проект.
Налетевший порыв ветра сорвал шляпку с головы Сары. Она вскрикнула, Филип попытался ее ухватить, но ветер унес ее прочь.
– Я ее поймаю! – пообещал Филип, бросаясь вдогонку.
Сара присоединилась к погоне, и они побежали по пересохшей и хрустящей траве, стараясь схватить шляпу каждый раз, когда она цеплялась за куст, но в последний момент ветер снова подхватывал ее и мчал дальше. Скоро потеря шляпы уже мало значила для них. Они наслаждались вольным ветром, гулявшим по просторам равнин и освещавшим их солнцем.
Наконец шляпка прочно застряла в низком кустарнике, и, когда Филип резко остановился, чтобы ее поймать, Сара, не ожидавшая этого, налетела на него. Они едва не упали и, смеясь, ухватились друг за друга, чтобы устоять. И вдруг замерли: Филип прижимал к себе Сару, шляпа была забыта.
– Сара, – его руки сжимали ее все крепче.
Она уткнулась ему в шею. Они чувствовали нежную ласку солнца. Он поцеловал ее в голову, в щеку. Его объятие было таким крепким, что она едва могла дышать. И вот их губы встретились в поцелуе. Сара прижалась к нему в последний раз и отстранилась. Он был красив и нужен ей, но Сара знала, что Филип должен уехать.
– Сара, я хочу поговорить с тобой, хочу объясниться. Мне надо сказать тебе так много.
– Пожалуйста, не надо, – в глазах ее блестели слезы. – Это будет несправедливо по отношению к Элис.
– То, что произошло между нами, сильнее нас, Сара. Ты же не можешь отрицать того, что мы любим друг друга?
– Я это не отрицаю. Но мы не имеем права.
– Разве наша взаимная любовь не дает нам каких-либо прав?
– Но, Филип, речь не только о нас. Есть и другие, с кем надо считаться. Твоя жена.
– Я не хочу говорить об Элис. Это не имеет к ней отношения. Это не ее вина. Когда мы поженились, я любил ее и сейчас люблю, но совсем по-другому, не так, как люблю тебя. Меня привлекла в ней ее кротость, привязанность к дому и семье. Я думал, она поможет мне пустить корни и рядом с ней мой беспокойный дух обретет покой, и мои странствия закончатся. Но она лишь стала жертвой всего этого. Ты была права: я строю дома для других, но не построил дом для себя. Это несправедливо по отношению к ней и к Дэниелю. Поэтому я везу ее туда, где ее корни, где она будет счастлива.
Давай прогуляемся немного, Сара. Я не хочу просто взять и уехать. Мне хочется рассказать тебе о себе, и я хочу узнать все о тебе. В тебе есть замечательная таинственность, которую мне хотелось бы постичь. Когда я уеду, ты поедешь со мной вот здесь, – он коснулся своей груди. – Давай поговорим, Сара. Совсем недолго, а потом каждый из нас сделает то, что должен сделать.
– Филип, ты вернешься? – спросила она. – Увижу я тебя еще когда-нибудь?
Ему очень хотелось снова ее обнять, но он не стал сокращать расстояние, разделявшее их.
– Знаешь, Сара, кому-либо другому я ответил бы, что вернусь, если так распорядится судьба. Но тебе, Сара, я скажу: если моя песенная линия приведет меня сюда, мы увидимся снова.
Джоанна торопливо вскрыла конверт из миссии Карра-Карра. Внутри находился конверт поменьше с английскими марками и записка от Робертсона, где говорилось, что он получил ответ из Лондона от своего друга – знатока тиронского письма – и в конверте находится присланный ему код. «Если у вас, миссис Уэстбрук, возникнут затруднения при переводе, – писал Робертсон, – мой друг готов предложить вам свою помощь».
Она вскрыла второй конверт и достала оттуда письмо Джайлза Стаффорда с объяснениями тиронского кода и маленький блокнотик со стенографическими знаками и их эквиваленты: буквенные, фонетические и целые слова – соответствия. Джоанна смотрела на полученную подсказку, как на чудо. Наконец-то у нее в руках ключ к тайне. Теперь ей удастся узнать, есть ли в записях ее деда те ответы, что она так долго и упорно пыталась отыскать.
Но как ни хотелось ей немедленно приступить к расшифровке, Джоанна сначала распечатала письмо от некой миссис Элси Добсон, жившей, судя по обратному адресу, в той же деревне, что и тетя Миллисент. Джоанна развернула бледно-голубые листы почтовой бумаги, все еще хранившие слабый аромат лаванды, несмотря на столь долгое путешествие, и погрузилась в чтение строк, написанных мелким четким почерком. Миссис Элси Добсон сообщала о себе, что она вдова, живет по соседству с Миллисент Барнс, которую знает около шестидесяти лет. Дальше она писала, что выполняет печальный долг и сообщает Джоанне, что Миллисент тихо скончалась во сне в возрасте семидесяти лет.
«Я была ее лучшей подругой, – писала миссис Добсон, – и ухаживала за ней до самой кончины все то время, когда она слегла после случившегося с ней удара. Она мне оставила все, что у нее было, а было у нее не так уж и много, надо сказать. Когда я нашла в себе силы просмотреть ее вещи, я обнаружила среди них ваши письма, миссис Уэстбрук. Миллисент сохранила их все.
Мне очень жаль, что вашей матери и вам пришлось столько пережить из-за того, что Миллисент отказывалась отвечать на ваши вопросы. Она не была злопамятной, но так никогда не смогла пережить, что «потеряла», как она выражалась, сестру по милости Джоана Мейкписа. А когда и Эмили вышла замуж за Петрония Друри и уехала из Англии в Индию, Миллисент снова почувствовала себя покинутой. Но теперь после ее кончины я считаю, что не будет вреда, если я попытаюсь ответить на ваши вопросы.
Хотя Миллисент с сестрой были близнецами, но сходства между ними было мало. Нейоми, вашу бабушку, отличали бодрость духа и жизнелюбие, и она была сильнее по натуре. А Миллисент всегда напоминала оборотную сторону тарелки: без блеска, простоватая и унылая; и, честно говоря, характера ей не доставало. Сестры в детстве были неразлучны, но, когда Нейоми полюбила Джона Мейкписа и уехала, Миллисент пообещала, что никогда ее не простит».
Джоанна оторвалась от чтения и заметила, что в комнате становится темно. Солнце садилось, и через закрытую дверь спальни ей было слышно, как миссис Джексон дает указание Пиони накрывать на стол. Через открытые двери веранды вместе с теплым ветром в комнату проникали со двора звуки наступающего вечера. Стригали выполнили свою дневную работу и собирали инструменты.
Она зажгла лампу и вернулась к письму миссис Добсон: «Помню день, когда сюда к нам привезли вашу маму, миссис Уэстбрук. В тот день я зашла навестить Миллисент. Было это сорок пять лет тому назад, но я запомнила это потому, что в тот день принесла показать Миллисент моего первенца Раймонда. Мы пили чай, как вдруг в дверь постучали, и на пороге мы увидели в высшей степени необычного гостя. Это был капитан корабля, а с ним ребенок, и этот человек поведал нам поразительную историю».
Читая письмо миссис Добсон, Джоанна живо представила себе всю одиссею своей матери: из Австралии в Сингапур, а оттуда в Саутгемптон, и все эти долгие месяцы путешествия она провела в компании моряков. Ребенку, так неожиданно появившемуся на пороге дома Миллисент, ныло около пяти лет. Она была загорелая до черноты, волосы опускались ниже талии. Поверх платья был надет бушлат, а на голове – матросская бескозырка. Из вещей, кроме подарков, подаренных ей моряками, при ней была кожаная сумка с бумагами и забавная игрушка из меха, которую она звала Рупертом.