Я откинулась на подушку и дослушала до конца. Песня кончилась, и я подождала, что он что-нибудь скажет. Но тут началась следующая, и он отключился.
Улыбаясь, я послала ему сообщение: «Спасибо».
Он сразу же написал: «Одним делом меньше в вашем списке. Бай».
Долго-долго я смотрела на эти слова, а потом сохранила номер в телефоне. Дон Локвуд. Мне доставляло удовольствие видеть эти слова.
Глава восьмая
Неделю спустя я проснулась в семь утра в самом что ни на есть вонючем настроении. Именно так, это точное определение. Разумеется, я не проспала целую неделю, просто ничего особо примечательного за эти дни не случилось. Я поняла, что у меня паршивое настроение, как только открыла глаза и обнаружила, что все вокруг провоняло креветочным салатом, который я забыла на столе. Мне стало омерзительно до мозга костей, как иногда пробирает холод — до самого нутра, и ничем не можешь согреться. Кроме того, я физически ощущала присутствие очередного письма. Я знала, что конверт лежит на прожженном ковролине, еще до того, как его увидела. Письмо пришло совсем недавно, раз кот не успел на него пописать. Оно валялось поверх маленьких, розоватых от креветочного салата отпечатков лап. Салат Мистер Пэн опрокинул на пол, а потом вляпался в него и натоптал где только можно.
С тех пор как мы виделись с Жизнью в прошлое воскресенье, письма приходили каждый день. Я упорно их игнорировала, и этот понедельник не станет исключением. Идя в ванную, я нарочно наступила на конверт — как ребенок, который наказывает свои игрушки, чтобы самоутвердиться. Мистер Пэн, должно быть, понял, что натворил, и почуял мое вонючее настроение, а потому держался от меня подальше. Я приняла душ, сняла платье с карниза и быстро привела себя в порядок. Покормила кота завтраком, выбросила письмо и пошла на работу.
— Доброе утро, Люси. — Соседка открыла дверь, едва я вышла за порог.
Следит она, что ли, за мной? Не будь я уверена в обратном, так заподозрила бы, что она караулит меня под дверью.
— Доброе утро.
Я попыталась отыскать в памяти ее имя, но ничего, кроме обрывков злобных мыслей, там не обнаружила. И отвернулась, чтобы запереть дверь.
— Люси, можно вас попросить об одолжении?
Голос ее дрожал. Я немедленно повернулась обратно. Глаза у нее были красные и опухшие, как будто она всю ночь плакала. Я смягчилась, дурное настроение временно отступило.
— Вы бы не могли оставить это внизу у консьержа? Я вызвала курьера, но они отказываются подниматься в квартиры, — а он спит, я не могу спуститься…
— Разумеется, без проблем.
Я взяла у нее спортивную сумку.
Глаза она вытерла, но голос ее выдавал — еле слышно пробормотав «спасибо», она смешалась и умолкла.
— У вас все в порядке?
— Да, спасибо… просто… м-м…
Она всячески пыталась взять себя в руки, выпрямилась и прочистила горло, но глаза опять наполнились слезами, и с этим она ничего не могла поделать.
— Маму вчера увезли в больницу. Похоже, у нее неважно обстоят дела.
— Очень вам сочувствую.
Она небрежно махнула рукой, пытаясь скрыть тревогу и успокоиться.
— Я там собрала кое-какие вещи, которые могут ей понадобиться. Ну, что обычно в больницу передают тем, кто… — Она не договорила.
— Вас к ней не пускают?
— Нет-нет, пускают, но я не могу к ней поехать, потому что… — Она прислушалась, спит ли младенец.
— Ох.
Я знала, что должна сказать дальше, но не была уверена, что хочу это сказать и что это вообще будет правильно. И все-таки нерешительно предложила:
— Если хотите, я могу посидеть с… — черт, не знаю, мальчик у нее или девочка, — с ребенком.
— Его зовут Конор. — Она опять откашлялась. — Спасибо огромное, но я так боюсь его оставлять с кем-нибудь.
— Прекрасно вас понимаю, — горячо поддержала я. — Не беспокойтесь, я передам сумку консьержу.
Она снова еле слышно поблагодарила меня. Я уже вошла в лифт, когда она вдруг громко сказала мне вслед:
— Люси, если я все же передумаю, если мне совершенно необходимо будет уйти, как я могу с вами связаться?