— Что такое Паркида?
— Планета, точнее — спутник планеты-гиганта Бирб. Крупнейший центр добычи естественного люксогена.
— А Лесная?
— Не знаю такой планеты.
— Это населенный пункт. Какое событие русской истории связано с этим топонимом?
— Я, честно, не силен в общей истории...
— Ну а Бородино?
— Место, где Кутузов дал сражение Наполеону... Ну что вы, товарищ капитан первого ранга, честное слово! — не удержался я. — Это же любой ребенок знает!
— Чудесно... Что ж, лейтенант, поздравляю: вы — это вы...
«Вот спасибо! За этим стоило сюда лететь!»
— ...И пребываете, по всему видно, в здравом уме и трезвой памяти.
— Спроси его, Валентин, что-нибудь еще насчет «Орлана», — усмехнулся кавторанг.
— А вот про «Орлан» я совсем ничего не знаю. Красивая машина, хотя с виду — перетяжеленная.
— Я вопросов больше не имею. — Каперанг шутливо заслонился ладонями. — Это уже Борис. — Он кивнул на военинженера.
— А у меня с самого начала вопросов не было. — Борис пожал плечами. — Я вас, лейтенант, видел в Технограде. Вы, правда, меня видеть не могли...
— И все-таки проверить надо было. Вы уж не серчайте, Саша, — потеплевшим голосом сказал контр-адмирал. — Тут не столько даже шпиономания... Крейсера наши — техника новая, капризная... Случаются здесь, в граничном слое Х-матрицы, неприятности всякие, с непривитыми новичками... Так на него смотришь— нормальный офицер, двигается самостоятельно, говорит связно. А потом вдруг понимаешь: да бредит же человек, на голубом глазу врет зачем-то, в памяти у него все спуталось... Итак, лейтенант Пушкин, у нас к вам, по существу, только один серьезный вопрос: готовы ли вы сейчас, в спокойной обстановке, подтвердить свое обращение к нам, переданное в эфир над Южным полюсом?
— Ну, исключая «козлов драных» и еще кое-какие идиоматические выражения, — ехидно уточнил каперанг.
— Валентин, не смущай человека, — нахмурился контр-адмирал. — Мат на войне — оружие, сравнимое с главным калибром.
После этих слов у меня с души камень упал. Знаете, не очень здорово каждую секунду внутренне спохватываться: «Ой, да я же этих вот офицеров матом обложил в открытом эфире! На всю Галактику!»
Я живо закивал.
— Да, готов подтвердить содержательную сторону своего обращения. С моей точки зрения, битва за Город Полковников нами проиграна. Я хочу сказать: проиграна, если вы не вмешаетесь в нее немедленно. Если вы учтете мою оценку обстановки — значит, мы с капитан-лейтенантом Меркуловым летели к вам не зря.
— Я, как начштаба ГУФ, должен вам сказать, лейтенант, что летели вы не зря, — торжественно сказал контр-адмирал. — Принятый план сражения подразумевал, что если с КП главкома не будет передан сигнал, уточняющий использование наших крейсеров, то мы вступим в бой в 22.00 16 марта. То есть спустя еще шестнадцать часов.
Я не удержался — хотя подобные вопросы совсем не моего ума дело:
— Но почему, товарищ контр-адмирал?! Почему так?! Чего бы вы ждали еще почти сутки?!
Валентин Олегович и Борис посмотрели на меня с испугом. Дескать: «Парень, ты герой, конечно, но понимать же надо! Командиры не привыкли оправдываться перед лейтенантской мелюзгой в тех случаях, когда их стратегические замыслы неземной красоты превращаются в розовое месиво на танковых траках!»
Контр-адмирал, однако, ответил. Притом честно и просто:
— Ну кто же думал, Саша, что Шахрави такой жеребчик! Мы рассчитывали, что он будет работать осторожнее, на высадку пойдет только сейчас и, стало быть, завязнет в наземных боях как раз на исходе 16 марта.
При этих его словах погас свет, а весь корабль заныл, застонал на высокой душераздирающей ноте.
Как ни странно, это не произвело на отцов-командиров особого впечатления.
— Снова Минглиев пустил Зальцбрудера порулить, — прокомментировал Валентин Олегович.
— Ну да, Кригсфлотте на боевом, — хохотнул Борис. Все трое засмеялись чему-то своему.
— Ладно, орлы междумирья, — посерьезнев, сказал контрадмирал. — Полетели войну выигрывать.
— И точно, самое время, Кондрат Леонтьевич, — согласился каперанг. И простецки добавил: — А Минглиеву я сейчас лично жопу развальцую.
— По логике так надо бы Зальцбрудеру, — заметил инженер.
— Не, Зальцбрудеру нельзя. Европа! Не поймут!
Все снова жизнерадостно загоготали.
Дважды мигнув, нехотя включились лампы. При их свете я увидел, что мои собеседники уже стоят на ногах. Физиономии довольные, улыбки хищные, на выпуклых лбах стратегов сияют бриллиантики пота. Только тогда я обратил внимание, что кожа звездолетчиков имеет психоделический лимонный оттенок, и даже белки глаз— желтые, с розовыми мраморными прожилками.
— Лейтенант, нечего киснуть, идем с нами. — Каперанг пригласительно помахал рукой. — Историю писать будем, с товарищем Ксенофонтом на пару.
Отцы-командиры, дорогие, как же вы войну выигрывать собрались? Историю писать?! На таком-то гробу, с таким-то экипажем?
— А вот и наши клиенты, — весело сказал Филипп, контролер боевого информационного поста. У Филиппа были длинные засаленные космы, манеры варвара и тусклые звездочки лейтенанта.
На экране, по которому он постучал грязным ногтем, светилась неровная цепь пятнышек. Раз в несколько секунд пятнышки полностью растворялись в сплошной пелене помех.
— Это что... аналоговое устройство? — тихо ахнул я.
— Да. Масс-локатор. Ловит гравитационные «тени», которые отбрасывают в граничный слой сравнительно крупные массы. Эта штука заменяет нам радар. При убранных перископах — единственный источник сведений о положении дел в пространстве.
— А почему нельзя оснастить масс-локатор фильтрами и нормальным цифровым терминалом?
— Потому что нельзя, — окрысился Филипп. — Тихо, Саша, сейчас начнется.
И точно: началось!
— Есть контакт! Кильватерная колонна, семь единиц, предположительно авианосцы. Скорость...
Вахтенный инфопоста, который сидел рядом с нами, отбарабанил параметры движения противника. Филипп сказал:
— Данные подтверждаю...
И повторил слово в слово сказанное вахтенным. Командир Валентин Олегович:
— Доклад принял.
Тоже вот специфика: Филипп не имел в центральном отсеке собственных, независимых функций. Вся его работа заключалась в том, чтобы смотреть на такой же экран, как у вахтенного офицера своей БЧ, и сверять его доклад с показаниями второго комплекта приборов.