Выбрать главу

Он каждый день к нему ходит все лето до осени: кто-то посоветовал. Вода в нем до революции была "святой". Источник на самой горе: колодец такой и вода в нем порохом воняет. Вот и все. Зимой замерзает.

Идем мы по траве, не по тропинке. Толику втемяшилось, что по тропе ходить нельзя, "чахнуть" будешь; то цветок нагнется, сорвет, то былинку какую-нибудь, и все, я вижу, о чем-то заговорить хочет - не решается! Я уж догадался, о чем. И как-то мне вдруг что-то муторно стало - за него и за сеструху. "За каким фигом, - думаю, - иду". Даже как-то мысль мелькнула: тяпнуть чем-нибудь по головушке, да и концы в воду. Мысль такая, несерьезная, конечно, мелькнула - и нет ее. А Толик "умненько" так, как бы сам с собой, но и для меня:

- Мама говорит, чтобы я на вашей Юле женился.

Ошарашило меня, конечно, такое-то признание - но молчу!

- Девочку, говорит, удочеришь, работать будешь... Да только она ведь за меня не пойдет...

- А почему ты так думаешь?

- Да я ведь дурак.

- А что же вы с ней, уравнения решать собираетесь? Главное-то - любовь! Любит она тебя?

Он помолчал-помолчал да вдруг и брякнул:

- Думаю, что любит. Она меня один раз поцеловала... Только ты уж, пожалуйста, - никому!

Я, понятно, чуть не лопнул от благодарности за такое доверие! А он свое:

- Думаешь, может, и согласится? Я кольца как раз купил...

- Кого?

- На свадьбу кольца купил. На свадьбу обязательно нужно! - вытаскивает из кармана два колечка и протягивает мне на ладони.

А я не бью его! Гляжу на колечки! Их в киоске "союзпечать" продают по сорок копеек за штуку. И ведь можете представить! Пронял он меня этими колечками. Ведь никакими доводами интеллекта ни за какие коврижки никакой оратор не уговорил бы меня отдать сестру единоутробную замуж за дурака. А посмотрел он мне в глаза: казни или милуй - снесу безропотно!.. То есть не то чтобы я сразу так и согласился - я посочувствовал.

Вот сижу я как-то на диване, перечитываю в пятый раз "Вий", Юлька пол моет. И вдруг что-то мне не по себе сделалось: смотрю, а у нее на безымянном пальце кольцо. И хочу спросить: откуда? А не могу. Как будто вата в горле воздуху не хватает. Но все ж спросил.

- Где?

- На пальце.

Она даже смутилась и покраснела - в точности как Толька краснеет! Потом отвернулась, опустила руку в таз, и вижу: плачет! И так-то мне нехорошо стало. Вскочил, выбежал на улицу да по переулку в гору, в лес... Потом, вечером, Юлька уверила меня, что ничего такого, что оправдало бы мое скакание по лесу, нет и не было, шутка, и ничего больше! Ничего дальше духовной сферы, конечно, не пошло, и "как это можно"! я, признаться, обрадовался. Что бы ни говорили, а все-таки живем-то из-под того, "что люди скажут". И все же теперь мне кажется, что... пусть не сразу, а года через два-три могло бы случиться! То есть что он... выздоровел бы!

С отцом его мы вроде приятелей: осенью на охоту ходим вместе, по орехи, в тайгу, вообще. Я, бывает, иногда "посидеть" захожу к нему. Вот поднимаюсь к ним по ступенькам в сени - и странный такой звук из квартиры: чистый, знакомый, и не поймешь что... Открываю дверь - елки-моталки! На одном стуле Толька с гитарой на колене, на другом - ноты! У меня самого руки, как говорится, только задницу чесать, то есть ни на одном инструменте ни в зуб ногой, и вообще, считаю способность к этому за особый дар сверхъестественного, а тут - Толик! Я аж растерялся! Он тоже испугался.

- Я это так... - а сам ноты складывает - и за спину.

- Где отец?

Оказалось, с матерью к соседям ушли. Вроде бы и мне тоже здесь особенно-то делать нечего - а стою! Хоть ты тресни! Он тоже молчит, не шевелится.

- Сыграй, - говорю, - Толя.

Стесняется, аж скрючило его, беднягу. Но уговорил, да и не трудно уговорить-то его. Опять ноты примостил, пальцами по струнам: щип-щип. Боже ты мой! Ну, по радио, по телевизору-то ведь каждый день ее слышишь и наверное уж не в таком исполнении! А тут щипнет - и в горле что-то зацепит, потянет - аж в слезы. И что самое невероятное: по нотам! Ну, конечно, и я: и "до", и "ре", и "ми-фа-соль" - где, на какой полоске, знаю, в школе проходили, да пока ее высчитаешь, и еще на грифе надо найти, да прижать-то ни раньше, ни позже! Так ведь я-то и не Толик! Сыграл он штук пять-шесть, и все такие грустные: точно не за струны, подлец, щипит, а мою-то душу выматывает. И это даже меня как-то слегка перевернуло: как-то вообще человека зауважал. А он видит, что нравится, воссиял, бедняга, чуть не плачет.

- Я, - говорит, - ей на день рождения это сыграю?

- Сыграй, - говорю, - конечно, сыграй! Откудова, - говорю, - это ты так насобачился?

- Дима, - говорит, - научил. За немецкий штык.

Ах же ты, Димка!

...Но все кончилось так, как и должно было кончиться, так, как мы все хотели, то есть благополучно. Очень благополучно.

Иду я как-то с работы - мамка навстречу чуть ли не вприпрыжку бежит.

- На-ка, Федор, скорей! - сует пятерку. - Водки возьми! Юлькин приехал... Извиняется: дураком, говорит, был! На Катьку не наглядится.

Я как-то даже не сразу сообразил: кто это "Юлькин", хоть уже ожидали и поговаривали об этом. Но быстро усек, деньги в зубы - и в магазин.

Новый муж мне понравился: здоровый парень, простой, остроумный. Женщины не пьют, так мы вдвоем пузырь уговорили, а потом и до настойки добрались, и все это за разговором о "случаях", о драках, а вскользь и о прочем.

Толику, наверное, как-то сказали, чтобы не приходил, да, наверное, и не только это. Вечером Катюшка, конечно, в каприз:

- Папи кочу! Кочу папи!

Ей:

- Катюшенька, вот же твой папа!

А она рот квадратом:

- Тому папи кочу! Папи Толи! Кьде папа?! - плачет в три ручья, ножонками топает.

Новый муж засомневался было - и даже спросил.

- Ай, да господи, дурачок тут один привязался, играет с ней, вот она его "папой" и окрестила!

- Нет, законно! И забавный: ходит по городу, машинам честь отдает,съехидничал я, и стаканом об стакан.

Юлька Катюшку наконец все-таки уколотила, сидит счастливая, с нас глаз не сводит. Мамка рада-радешенька: то в кухню, то к столу бегает - самый что ни есть рассемейный праздник! Да и в самом деле, в кои-то веки! А то все как будто из касты "неприкасаемых" или какая там у них самая жиденькая каста?

Спать легли поздно. Я уж и засыпал, вдруг как шилом в бок - сирена! Вскакиваю - дома переполох. Сестра Катьку трясет. Мамка в одной рубашке мечется. Сирена под окном, аж уши закладывает! И: