– Как это – «нигде»?
– Остались только бесцветики в вашей далекой деревне…
– Вайсберг?
– Да. Но это – хорошие бесцветики! – объяснил Качхид.
– А куда же делись однолицые бесцветики? Их уничтожили другие бесцветики? Со звезд?
– Я не знаю точно. Я был вдали от скверны, искал Скрытую Качу… Но я знаю – был барарум! И еще много раз барарум-рарум! Огонь среди воды! Очень красиво! А потом однолицые бесцветики пропали. Мой народ радуется и ест качу!
Полина повернула к Эстерсону свое чумазое лицо и прошептала:
– Роло, по-моему, клоны того… пропали! По крайней мере на нашей станции их уже нет!
– Ты уверена?
– Не уверена… Качхид, конечно, изрядный фантазер… Но не до такой же степени!
– Сейчас я возьму бинокль и все узнаю! – Эстерсон бросился к берегу проверять.
Через два часа он возвратился к землянке. Его распирало ликование. Он как следует осмотрел окрестности с верхушки самого высокого опура в округе. И не обнаружил ни одной клонской машины. Ни одного клона. Даже конкордианский флаг, гордо реявший на биостанции «Лазурный берег» всю зиму, был приспущен. Неужели войне конец?!
– Пока шел дождь, мы пропустили самое интересное, – сообщил Эстерсон. – Похоже, клоны действительно исчезли. Можно возвращаться!
– Тогда идемте же! Скорее! – Полина по-девчачьи подпрыгнула на месте. Ее глаза сияли. Куда только подевалась вчерашняя мрачная мегера!
– Мы идем слушать музыку, Качхид! Мы идем домой!
Пока Полина, восторженно вскрикивая, собирала их жалкие пожитки, а Качхид рассуждал о коварстве и жадности однолицых бесцветиков, призывая на их головы всевозможные кары («пожри их дварв!», «придави их гора!», «пусть дварвы катают их головы по дну моря!»), Эстерсон был поглощен более насущными рассуждениями. А именно: поместятся ли Качхид и Беатриче в скаф вместе с ними или же придется совершить для них персональный рейс? А еще он думал о том, что в подвале биостанции наверняка уцелела пыльная бутылка бургундского, пьяной горечью которого они с Полиной отпразднуют свое возвращение в тревожный мир людей.
Глава 7
Два Пушкина
Март, 2622 г.
Город Полковников
Планета С-801-7, система С-801
– Ну вот, бриллиантовая моя. Теперь ты почти свободна, – сказала Тане медсестра Галина Марковна, целеустремленная грудастая женщина лет пятидесяти. Она открыла дверь возле окошка регистратуры и передала Тане пластиковый кулек с ее немногочисленными, на совесть простерилизованными вещами.
С кулька улыбался румяный снеговик с ведром на голове и морковью вместо носа. На переднем плане поблескивали розовым глиттером елочные шары. Внизу извивалась псевдорукописная надпись «С Новым годом!».
Когда-то в этом, чудом пережившем все катастрофы, кульке лежал свитер из некрашеной шерсти мафлингов – его прислали Тане родители. В качестве подарка на Новый, 2622 год. И теперь Тане казалось, что этот Новый год (который они встретили на базе Альта-Кемадо) остался где-то в прошлой жизни. А 23 февраля и 8 марта она вообще не праздновала. Что называется, «обстановка не располагала».
– Спасибо, – пробормотала Таня и зачем-то открыла кулек.
Там лежали: синие бермуды Оленьки Белой с заплатой на самом заду (оттого-то покойница и оставила их на планетолете, что порвала и носить больше не собиралась), телесного цвета хлопчатобумажные трусики (собственность Тани), футболка с надписью «Пахтакор – чемпион» (это Нарзоева), кроссовки и голубая «снежинка» Эль-Сида. Рассматривая затесавшиеся в компанию мужские носки сорок пятого размера (следствие военной неразберихи), Таня побрела к выходу из госпиталя. Снаружи тянуло холодом, чужбиной. В просторном застекленном холле курили солдаты в длиннополых шинелях.
– Голубушка моя, ты куда это? – строго спросила медсестра у нее за спиной.
Таня медленно обернулась.
– Но вы же сказали, что я свободна?
– Я сказала «почти свободна», яхонтовая моя. Да хоть сама подумай, куда же ты пойдешь вот так, без кислородной маски, в тапочках и пижаме? На улице-то минус семнадцать!
– Да? Об этом я как-то не подумала.
– А надо было, – укоризненно сказала Галина Марковна. – А о документах ты подумала, золотая моя?
– Нет, не подумала. А что, нужны… какие-то документы?
– Господи, твоя воля! – Медсестра всплеснула руками и артистично закатила глаза. – Да ты что, золотая моя, с Большого Мурома к нам прибыла, что ли?
– Да нет… С Земли… То есть с Екатерины… Хотя нет, прилетела-то я непосредственно с планеты Вешняя. Если выражаться академически добросовестно…
Упоминание «академической добросовестности» насторожило Галину Марковну. Медсестра посмотрела на Таню тяжелым взглядом закоренелого реалиста и изрекла – как бы в сторону:
– По-моему, с успокоительным они переборщили. У девчонки полная дезориентация!
Хотя Таня и впрямь была не в себе, она поняла, что «они» – это доктора, а «девчонка» – это она сама. Таня почувствовала себя неуютно – кому понравится, когда тебя считают невменяемой?
– А какие документы нужны?
– Те, которые я тебе сейчас выписываю, сладенькая моя… Вот карточка на питание в общей гражданской столовой. Запрос на восстановление удостоверения личности… Это – медицинская карта с отметкой о выписке из карантина… Еще направление на проживание… куда же… Господи, все занято… ладно, определяю тебя на «Велико Тырново», как родную… А еще я тебя записываю в очередь на эвакуацию в глубокий тыл, красавица моя… Только ты особенно-то не рассчитывай, недели на две вперед уже все занято… И еще неизвестно, как все дальше обернется… А это тебе билеты… билетики… В качестве поощрения… Чтобы быстрее поправлялась… Четвертый ряд балкона! Хорошие места!
– Какого балкона? Какие… билеты?
– Как это «какие»? – Галина Марковна подняла удивленные глаза на Таню. Они были огромными, как у перепуганной совы.
Таня сразу поняла, что снова сморозила что-то не то. И принялась оправдываться:
– Понимаете, я же месяц пролежала в одиночном боксе. Половину времени – без сознания. Потому что под интенсивной терапией. Химической.
– Ты что, визор там у себя в боксе не смотрела? Канал «Победа»? Или хоть «Первый»?
– Н-нет, я его вообще… не очень-то… смотрю…
– Тогда понятно, – со снисходительным вздохом резюмировала Галина Марковна. И пояснила: – К нам артисты прилетели. С Земли. Труппа Ричарда Пушкина, Симферопольский театр музкомедии! Небось слышала про такую? – поинтересовалась медсестра с прищуром бывалой театралки. – Привезли они не что-нибудь, а мюзикл «С легким паром!».
– Мой любимый!
– Да ведь и мой, яхонтовая моя! Думали играть специально для солдат и офицеров. Но чтобы поднять дух эвакуированных, в штабе военфлота решили, что часть билетов выделят больным и раненым гражданским. Бесплатно! – В глазах медсестры засияла гордость. За родной военфлот. За музкомедию.
– А когда этот спектакль?
– Завтра, яхонтовая моя, – проворковала медсестра. Зажужжал планшет и на стол перед Галиной Марковной выползла многосоставная ламинированная «гармошка» с Таниными документами.
– А что, моим товарищам – ну, тем, с которыми я сюда прибыла, – им тоже такие билеты положены?
– Почем мне знать?.. – недовольно проворчала медсестра. – Может, они вообще уже выписались и на Землю улетели.
– Но у вас же есть техника… Посмотрите, пожалуйста!
– Так уж и быть. Давай фамилии.
Таня назвала Башкирцева, Штейнгольца, Нарзоева и Никиту.
Галина Марковна нахмурила брови и засопела, всем телом подавшись вперед, к монитору.
– Так-так-так… Знаешь что, ясноглазая моя? Придется тебе идти на концерт без кавалеров. Такие товарищи у меня не значатся. Не поступали.
– Не может этого быть!
– Еще как может!
– А может, в других госпиталях?
– В других тоже таких нет. Знаешь, они, наверное, уже из города тю-тю! Не вижу я таких фамилий… В открытых списках.
– Как это «тю-тю»?
– Так!
– Но они не могли… Это не по-товарищески! Предатели! – Таня обиженно сжала кулачки.