– Чаровная, я тебе нос сейчас откушу, – вместо Галаши скалюсь на Ольгу сам, – А ну зайди в подсобку, слово скажу!
– А можно и я, Мордехай Иванович, – аж изнывает Сережка.
– И ты заходи, ловелас... Обоим слово говорить буду: и тебе – дылдаку здоровому, и ей – бесстыднице лакомой, – Класс смеется. Гиперсекстрофированные девичьи формы Ольги демонстративно вплывают в учительскую подсобку, дефилируя вдоль школьной доски.
– Вав, какая телушка! – беснуясь, урчит Галаша. Несчастный пилотный боекомплект школьного компьютера “Поиск-1” взлетает под небеса. О годы обетованные!..
Лишенная расторопным Сережкой запретных секс-тормозов, припятская Девочка и не скрывает своего права быть и называться чернобыльской мадонной.
– Слушайте оба: и ты – Крошка-мадонна, и ты – Болт-искуситель. Если так будете продолжать, представите справки, что вы не люди, а пингвины. Ты, Галаша, в свои полные шестнадцать поискал бы душечку у себя под носом, в своем собственном классе. Семь мальчишек на двадцать девчат и один только ты – отпетый девичий бугаек с повадками деревенского бабуина. А тебе, Чаровная, самое время пить по праздникам безалкогольный коктейль и вешать боты на уши маленьким пингвинятам, которым где-нибудь не старше четырнадцати...
– Мордехай Иванович, они мне глубоко не интересны, а Сежик (дословно Сэр-Ежик) и так со своей однолеткой встречается. Это им в самую пору в семейно-строительный подавать. А я пока на вольных хлебах: думала что закончился ваш урок, а потому так вот к Ежику за сигареткой зашла. А любовь у него к Пироженко. Чего только в костях паря нашел? У нее одна фамилия с пирожками схожесть имеет. Но так она – девчонка нищак: и не ревнует, и за пацана не дерется, а вот вроде как присушила. Тоже нашла кого...
– А что кого?!
– Ясно кого, всеобщий консервный нож. Таким только раз и пользуются, в неразбор, натощак. А потом долго плюются, – с грустинкой в голосе брякнула Ольга.
– В общем, так, детушки, – в моем кабинете и в школе держитесь друг от дружки подальше, не разжигайте в себе без толку животное электричество, а то вылью на вас еще тот ушат холодной воды...
Время вылило не один ушат холодной воды на каждого из нас. Вчерашняя Кумари, совращенная очаровашка Чаровная все еще на фамилии своей девичьей – замужество к ней не пристало.
В баре она услужливо разносит пиво, крабовые палочки и сигареты. Тихо и безобразно пьяна. Готова продемонстрировать все мушки на сосках и ямочки на ягодицах, теперь уже поджарых, но демонстрировать некому.
Бар на отшибе. Сюда еще доходят нередкие алкоголики, из прежде административных, допиваться до ручки.
Но в их полутрезвой ко времени включения памяти все уже не очень упругие Ольгины ямочки проштампованы тут же в подсобке бара, куда на несколько минут специально для этого немедленно и многократно переключаются колонки стереомагнитофона “Маяк”…
Ольге откровенно скучно, и она подглядывает искоса за мной, заранее зная, как и что ей отрежу старорежимно-учительским говорком:
– Брысь! – не поможет ей, естественно, даже ее вечно торжественно-невнятное:
– Я в жопу раненная рысь! – точно ведь не поможет. Для нее навсегда я – посвященный Учитель, кармический Садхи, с которым вечно жаждущей оргазмов Кумари никак уж не переспать. Как жаль, что для нее я учитель, тогда как по жизни – поэт.
В меня “въезжает” “штукатурная” музычка, и тогда я, наконец, закуриваю свою первую “Бонд”. В тут же принесенную услужливой Ольгой пепельницу медленно встряхиваю тяжелые сгустки низкопробного пепла...
За окнами бара отчаянные “дубордисты” по-детски браво переплетают свои цыплячьи ноги. Бройлер с бройлером, мальчонка с мальчонкой на пике пологого спуска в никчемный подземный троещинский переход…