– Ты просто забыл, Мордехай, – натружено обижается Ольга, – ты просто забыл, Иванович, о доставшем нас с тобой времени Флеминга.
Ой, не надо, только не притворяйся! Ты просто забыл о том самом времени, из которого мы с тобой вырвались, от которого только что отчухрынились, но в которое предстоит нам обязательно возвратится, благодаря чернобыльским флюктуациям. Вместе...
Ты – мой муж, и во времени, из которого мы с тобой выпали, у нас было и остается семеро прекрасных детей. Да, вот и те двое, за которыми ты так внимательно наблюдаешь, они ведь тоже не пальцем сделаны. Это наши с тобой – Кешка и Решка...
– Орел и Орешка, – вяло смеюсь я нелепой Ольгиной выдумке.
– Вот так ты всегда: чуть с тобой о серьезном, как тут же ты “орел да орешка”. Да, это же наши с тобой единокровные – Орел и Олежка, над чем, казалось бы, нечего гоготать!..
С Орлом ты явно переборщил, Мордехайчик! Не орел ты, а гусь лапчатый! Но во времени Флеминга до чего в постели сноровито-покладистый, что вот сижу здесь и прощаю тебя, как дурко поторашное...
Если тебе так угодно...
А в жизни ты одинаков: что в зоне, что здесь. Тебе хоть кол на голове теши, а от своего не отступишь! Ни в чем тебя так просто не убедить, даже в реально происходящем. Вон ты и Розалию Львовну зачем-то на улицу выпроводил, ей Богу, как с самосвала упал...
– С японским пинчером, что ли?
– Ну, да, с шанхайским барсом... Пекинесом зовут. А ведь это она из тебя во Флеминге сотворила, так сказать, национальную легенду “трахательного станка”.
- Не дури, Мордехай Иванович, очнись!..
– Дрянь у тебя работа, Чаровная, оттого-то до конца крышей съехала...
Ты глянь, вокруг да около тебя, девонька, жизнь. Вот хотя бы те же “дубордисты”. Ишь как лихо выкатывают свою микропоказательную программу. А тебя, как в трех соснах здесь заблудило...
– О, да эти “дубордисты” подстать тебе, решают те же проблемы: они слишком страстно заняты излишним переплетением ног.
Это ты уже говорил. Ты и мне сразу же, как нас во время Флеминга занесло, о том же, помню, рассказывал.
Я было тебе прочно поверила, а ты же опять, засранец, в наружное время выпал!.. Безо всякого извинения. А затем опять проявился... И так – семь раз подряд!
А мне уже там, в Зоне, очень скоро почти собачью кличку придумали – “вечноплодный живот”. Вот оттого-то и переправилась в “регулярку” – тебя здесь вылавливать.
А тебя только и заносит сюда раз в неделю на кружку “гнилого” пива. Нормальным мужикам бархатное по приколу, а тебе – “вечной гнильцы под венцы” хочется да к ней пять-семь сигарет.
А куришь, куришь-то – представляешься: только одну соску досасываешь, как вторую тут же подсасываешь. Ты и сексе такой. Бывало думаю – помер, а ты опять за свое...
– А что Сашка, что Пашка, он те двое – так они тоже твои – им батю хоть бы глазком увидать. Вот к бару теперь, как сучат, по двое и подпускаю...
Придут, займутся для виду спортивно-прикладным переплетением ног, а сами – глядь на батаню и поехали в инопородное время... – Ольга все говорит, говорит и тяжело как-то по-бабьи всхлипывает, поминутно шмыгая клюковками ноздрей на весь свой кукольный шмаровоз.
– Перестань, Ольгица. Лучше вот, что скажи: это как же нас с тобой туда угораздило?..
– А помнишь, когда Галашу-старшего хоронили. Ты все не решался купить ботинки его. Хоть и недорого отдавала Сежкина мать, а все-таки стыд был покупать обувь от человека, год отлежавшего в беспамятстве, как циркулек в готовальне...
Нет, никто той обувки так и не купил до сих пор. С тех пор в обычном “секонд хенде” и не такое за гроши слету сдают...
А на поминках ты напился. Здесь, в “регулярке”, наклюкаться тебе не впервой. А тогда тебя унесло за ларь с немецкими эрзац-ликерами. Мы их еще “удавками” называли. После них точно удушье жмет.
Теперь их нет, запретили, а тогда такие “удавки” так выворачивали, что не только учителя за ларьками густо стругали. Ну, там как раз за тем-то ларьком и был открыт проход в зону Флеминга. Вот я во временную каверну Флеминга тебя и втолкнула. Чтобы менты не подгребли под себя.
Ты же, бесстыжий, меня неправильно понял и прыть как зашевелился. А я, как ты припоминаешь, в ту пору не сильно супонилась. В общем, как только ты плотно вошел в меня, как мы столь же плотненько во Флеминга провалились...