Принцип-история: ты – мне, я – тебе. Дополнен он только что обретенно-независимым: что ни урвешь – так себе и только себе. От автомобилей по разнарядке до мельчайших мелочей из средств отпущенных даже на делопроизводство и чиновничью канцелярию!.. Рвать, рвать, рвать... Нужды просителей ужать до минимум миниморум. Ибо вчерашние слуги народа сегодня совершили канцелярскую революцию и утвердили себя хозяевами жизни без ложной скромности – навсегда!
На этих славных принципах можно выстроить и накрапать по пьяни всевозможную тарабарщину вроде: те-бю, ми-ню, гребу...
Особенно если поддать гнилого пивца без пиццы, ибо свою последнюю пиццерию я посетил в 1986 году 26 июля, во втором часу пополудни. Там и родился мой псевдоним...
Тогда еще и пицца и последствия радиации были в диковинку и только один седой взлохмаченный старый крымский еврей, обеспокоенный нашествием киевлян тихо и отчаянно причитал:
– Готоню, готоню! А штыл андер вельт! – он молил Б-га ниспослать мир и кров тем, кто, казалось, потерял его навсегда. Но оказалось, что большинство потеряло больше, здоровье. Они-то первыми и переходили через рваные временные каверны в зону Флеминга, в “а гитер юр” – сладкий год, – о которой прочим не было ведомо.
С тех пор из: “А штыл андер вельт!” возрос мой литературный псевдоним. Из идиомы прозвучавшей на идиш и буквально переводящейся на столь же идиомический русский как: “Мир вашему дому!” я сохранил Штылвелд, что могло бы прозвучать как Тихомиров, случись у меня безумная нужда перевести мой псевдоним на русский.
Так что та симферопольская пицца связана со Штылвелдом навсегда, тогда как Веле образовался в августе 1991-го, в самый разгар ГКЧП. Такой сплав в себе не убить уже никогда. На этом сплаве целое десятилетие писались и подписывались мои публикации и целые книги. В этом сплаве я пришел на пять-семь сигарет, но как оказалось, наткнулся на зияющую в себе каверну Флеминга.
Вокруг меня суетились простодолбы сиротские, те самые, которым сегодня полагалось состоять в партии тупо независимых от своего гиблого совкового прошлого лохов, а отпетые всегдашние номенклатурщики все досылали и досылали своих пряничных бай-кукольных нимфеток за оптовыми декалитрами холодного пива и односортной пицы...
И тут, среди всего этого незатейства непосредственно надо мной возвышается вдруг простуженная жизнью Ольга, от которой ценителям услужливой женской свежатинки было бы крайне не по себе…
А ведь и, правда, к услужливо-уличному мясу моложавую Ольгу не отнесешь. Она скорее напоминает небожительную Кумари, в маске земной пьяной махи, и весь этот индоевропейский бред прикручен к месту ее кармического рождения – городу-призраку Припять, к первой блочной высотке за сосновым перелеском чуть ли не у бетонной стены, прямо за которой взорвался четвертый реактор.
Как странно, что сегодня ее просто пошло ведет с наездами на всякого кобеля и с регулярными отъездами в подсобку пивбара, куда-то туда, где можно прошмыгнуть во временную каверну Флеминга, но можно и влететь в колоссальнейшие неприглядки со стороны того же сутера Николая. И тогда он выставит счетчик и поменяет ребра местами. И уже на долгие годы...
Только что из подсобки выплывает оттраханная с хрустиком Ольга. Ее глаза блядски блестят, поплавок косо съехавшей джинсовой юбчонки победно топорщится и колышется колокольчиком. Под ним торжественно плывут мне навстречу ее вольяжные и все еще упругие ноги. Всем своим видом она сообщает мне, немо всепонимающему ее по особому взгляду, что она побывала в разведке! Как вам понравится такая разведочка с разводочкой стоя перед перченым старым потным стручком какого-то патриарх-демократа?
И все же не понять: откуда так хорошо и глубоко мне знакомы столь проникновенные, но глубоко скрытые от посторонних Ольгины взгляды?.. Неужели из каверны Флеминга, о которой она тут талдычит?
Если да, то там у нас на двоих одна с ней неделимая кармическая не-разлей-клеточка жизни. О, боже?!. Так это получается, что прямо в моем дурацком присутствии поимели что-то беспредельно родное, в то время как я артачился и не желал вспоминать.
А что, собственно, вспомнить, и что после всего произошедшего можно сказать. Ведь из-за чего-то я же поворотил из резервации Флеминга в жизнь. А раз так, то надо бы выждать и чуточку подразобраться, пока дотлевает уголек третьей сигаретки-то. М-да...