— Извини, просто я… я не справляюсь. Вот и пришла тебе… надоедать.
Голос девушки звучал приглушенно, когда она уткнулась носом в юбку, сгорбилась — впервые на моей памяти.
Мать моя паучиха, что делать?! Это у неё "истерика"? Не похоже. А что? Встряхнуть хорошенько? Погладить по голове? Да не знаю я, не знаю, дьявол побери, что… что?
Что это за звуки? Как будто она резко и коротко дышит.
Секундочку, знакомая реакция… как это там…
— Ты плачешь?! Ла… Лаэли?
Дотронулся до плеча, боясь обжечься, осмелел, потянул.
— Дурак, — плечо дернулось, съежилось.
Насколько я помню, девушку нужно обнять и поцеловать. Но мне вообще-то дорога моя жизнь. Да и вообще, проведя день на конюшне… негигиенично.
Я дурак?
Сбегу. Вот сейчас встану — и уйду.
Не ушел. Лаэли, с тобой трудно держать обещания…
Пока я размышлял, всхлипывания стали громче.
— Лаэли, — уже жалобно взмолился я, — я не знаю, что мне с тобой делать! Хоть намекни.
Всхлипывания замерли. Теперь стало совсем тихо — у неё очень легкое дыхание…
Сжалась в комок, молчит. Руки так крепко стиснуты, что даже чуть дрожат. "Не справляюсь".
— Ла…
Накрыл ладонью её руку. Кожа прохладная, гладкая. Пахнет нарциссами — я знаю.
Осторожно, медленно-медленно: привстать на колени, расцепить её руки, прижать к себе. Ни о чем не думать — впервые во "взрослой" жизни.
Медно-рыжая голова прячется у меня на груди, всё так же тихо. Но теперь чувствую чужое сердце — в груди и на запястьях, в тонкой жилке на виске.
Тихо, тихо…
— Я потерялась. Дар, мы провалили всё… Если нет магии — как действовать? С чего начать? Сдаюсь.
Голову не поднимает. Птичка, во что я тебя втягиваю!
Последняя умная мысль пришла в голову неожиданно и запоздало — припозднившись, по крайней мере, на полгода.
— Рано. Отчаиваться рано.
— Но ведь мы абсолютно беспомощны — здесь…
— Да замолчи ты, глупая кобыла!
Голова сразу вскинулись, на меня уставились зеленющие непонимающие глаза.
— К-как?
— Да я не тебе.
Пегая кобылка фыркнула на меня лиловым глазом, переступила копытами.
— Да, умеешь ты утешать девушек, — вздохнула однокурсница, снова опуская голову.
— Как ты могла подумать, что я назову тебя глупой?
— А кобылой — в норме вещей, видимо?.. Всё в порядке.
Знаю я твоё "всё в порядке".
Еще ближе, еще громче чужое сердце. Закатные пряди щекочут кожу лица. Взять ладонь, приложить к губам. И правда — нарциссы… А Алхаст сказал бы — фиалки, потому что…
— Не отчаивайся.
— Я уже…
Не отдергивает руку. Как кукла, сломанная, заброшенная в нафталинном сундуке. Видеть эти губы без улыбки — это больше, чем я могу выдержать!
— У меня вообще-то даже была идея, — и идея действительно пришла.
— Идея?
— Да. Если магия здесь ушла в минус, значит, по аналогии с Источниками должны быть Анти-источники, где магии меньше всего. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Не очень.
— Смотри.
Я оживился, отодвинул сено в сторону, начертил на песке график. В конце туннеля неохотно, зевая и ворча, забрезжил свет.
— Скрыть магию во всем мире — чересчур сложно. Что, если её просто обратили, сделали как бы негатив? Она ушла… внутрь. Воронками. Источники замкнулись сами на себе.
— Что-то в этом есть. Но как мы отыщем эти Анти-источники?
— Подумай. Что извечно является противником магии? Точнее — противницей. Церковь!
— Монастырь, — тень прежней улыбки вернулась к Лаэли. — Дар, ты просто гений… я бы сама ни за что не додумалась — так бы и барахталась на одном месте!
— Да ладно тебе, — отмахнулся, закусил губу. — Надо это обдумать. Попросишь завтра выходной? Сходим к монастырю, разведаем.
— Хорошо, обязательно.
У двери остановилась, стала в пол-оборота.
— Как я рада, что ты здесь, со мной.
Вряд ли больше, чем я.
Однако что это на меня нашло в последние два дня? Сты-ыдно, Архимаг. Мозги ведь от магии не зависят, так что зря я раскис.
Вот это правильно, — удовлетворенно отметил Иззмир. Хоть она тебя растормошила.
Секундочку! Так кто кого выводил из депрессии — я её или она меня?!
ЛАЭЛИ
Получилось, что ли?
Постояла за дверью, услышала, как дроу зашебуршал соломой, начал насвистывать, потом замер — задумался.
Теперь можно возвращаться на кухню, помочь Хоуп вымыть посуду. Конечно, мой рабочий день уже закончен, но я отпрашивалась утром на пару часов, чтобы сбегать к монастырю…
Да-да.
Дура! — шипела внутри гордость. — Что ты из себя строила? Теперь этот черноухий будет считать себя умнее тебя! Ты ему проиграла!
— Поддалась, — я отнекивалась, как могла, но гордость не унималась.
Ещё лучше. Ты меня рас-топ-та-ла! Слышишь?!
— Слышу, слышу. Ты так вопишь — странно, что ещё весь город не сбежался.
Она "поддалась". И что теперь? Дала чертовому эльфу еще один повод смотреть на нас свысока. Заревела! Малолетка! Сла…
— Заткнись! Думаешь, мне легко? — положительно, я себя когда-нибудь с ума сведу. — Парни — существа хрупкие, а эльфы — вообще китайские фарфоровые чайники. Если они в себе неуверенны, то зачахнут и засохнут…
Играть в поддавки оказалось непросто. Как же — извечному сопернику, дроу… А ведь я ещё вчера додумалась до противостояния магии и религии. Утром побывала у монастыря. И, если сравнивать отсутствие магии с временной слепотой и глухотой, то неподалеку от куполов храма я просто начинала задыхаться, как треска на сковородке.
И у меня даже появилась идея, как туда проникнуть… Но Дару об этом не узнать.
Но почему?! — раненым грифоном взвыла гордость.
— Потому что ему и так несладко. Пойми, бестолкоавя, вокруг не универ, мы играем в жизнь — здесь ставки крупнее. Считай, что я пожертвовала пешкой, чтобы после захватить коня.
Это я, значит, пешка…
С каким бы удовольствием я отравилась, но, боюсь, эта курносая зараза достанет меня и на том свете… Вообще, кажется, гордость у меня вместо совести.
Хоуп ещё не пришла, поэтому я сама стала разбирать грязную посуду.
Не нравлюсь я себе. Раздвоение личности — Люцифер с ним, уже привыкла. Куда больше волнует моя реакция на прикосновение Дара… Заметила уже давно, но с течением времени становится всё хуже.
Сначала думала, что меня передергивает от отвращения, но это непохоже на сие глубокоуважаемое чувство…
Подхватила тарелку у самого пола, сдула пылинки со спасенной и поставила на стол.
Так, о чем это я?
Ага. Он просто касается меня, а по телу пробегает словно разряд тока. И это… и это мне нравится. Кошмар какой-то. Я ж вроде не чудовище Франкенштейна, чтобы ловить кайф от розетки.
Ужасно — и стыдно. Почему с Алхастом — не так? Почему, когда Дар… нет, когда Кенррет смотрит на меня, становится так жарко? Такому не учат в МУМИ. И пугающе часто вспоминается тот дурацкий поцелуй в самом начале года — нечаянно, не вовремя. Впрочем, поцелуи — они всегда не вовремя.
Тогда глаза были закрыты — а что, если смотреть в них, в янтарные озера, касаться губами его губ…
Слишком много многоточий.
— Лаэли, ты заболела?
— Ч-что? — словно застигнутая на месте преступления, испуганно обернулась в сторону Хоуп.
— Ты красная, и глаза блестят как-то странно.
Женщина приложила сухую ладонь к моему лбу.
— Да ты горишь. Приляжешь?
— Нет, спасибо, — собрала нервы в кучу, запретила думать о страшном. — Я сегодня почти ничего не разбила, представляешь.
— Поздравляю.
Хоуп зажато улыбнулась, снова опустила взгляд на большой таз, в котором мыла вилки. Её не допускали в зал, оставляли на женщину только грубую работу — из-за клейма. Из-за него же сначала она пыталась сторониться меня по привычке, но потом позволила себе чуть-чуть оттаять. Я, в свою очередь, пыталась, как могла, стать её подругой — но за двое с лишним суток многое не успеешь.