— Если ты собираешься меня побить в качестве удостоверения личности, то я и так верю.
— Не то, — она сама встала, подбоченилась. — С кем ты целовалась?
— С парнем, — я невинно хлопнула ресницами. — Сессен, ну с кем я вообще могла целоваться?
— Алхаст весь вечер вчера проторчал в библиотеке, — прожигая меня фирменным прокурорским взглядом, сказала инферналка. — Так с кем? И не только целовалась, м-да?
Я почесала нос. Сказать? Да она либо меня превратить в рагу на месте, либо побежит поздравлять Кенррета. Что хуже, не знаю.
— Я… Я бы и рада тебе сказать, но не могу.
Она грозно насупилась и, кажется, стала выше ростом.
— Так ты не знаешь, кто он? Даже имя не запомнила?!
Мне оставалось только бухнуться на колени и заголосить покаянную молитву. Но рыжий кудрявый вихрь поднял меня с колен, подкинула к потолку, поймал и закружил по комнате.
— Ну наконец-то! — завопил вихрь. — Я уже начала за тебя волноваться!
Еслиеёволнениевсегдапроявляетсятакимспособомтокамиупасииииииии…
— Остановись!
Я рухнула на кровать и какое-то время расслаблено наблюдала кружение звездочек на потолке. До вихря этих звезд не было. И, кстати, хорошо, что не успела позавтракать.
Подруга села рядом, откинула копну волос на спину, улыбнулась во все клыки.
— Рассказывай. Симпатичный?
— Тебе бы понравился, — ответила, не покривив душой. — Волосы светлый, такой… мм… хорошо сложен. Чуть выше меня. Смуглый.
Демоница закрыла глаза, пытаясь, видимо, представить себе этого неведомого кавалера. Я изо всех сил пыталась удержаться от неприличного магу хихиканья. А это забавно.
— Он маг?
— Угу. Темный.
Сессен одобрительно похлопала меня по спина, разогнула и вставила на место позвонки.
— Темные в постели лучше всего, особенно для первого раза. Алхасту расскажешь?
— Нет, он же не темный.
— Правильно. А ты умнеешь, Лулу.
— Ну, хоть кто-то это заметил. Что у нас тут было за последние три дня? Много задали на завтра?
— Не очень.
Увидев мои удивленные глаза по сто рублей (и всё купюрами), она напомнила, что через два дня — третий университетский бал, Цветочный Вальс. Собственно Вальс — и бал — были феерическим завершением всего действа, которое длилось сутки и было традиционно обожаемо всем университетом.
Вечером накануне бала все студенты получали лепестки цветов с написанным на нём именем: парни — с именем девушек и наоборот. По правде говоря, из-за полового неравенства (девушек было чуть ли не в семь раз меньше), магичкам доставалось несколько лепестков. На первом курсе — по одному (как неопытным), на втором — два, на третьем — три… начиная с седьмого курса — по семь. Гарем какой-то. Зачем эти лепестки и имена? Ага, вот тут вся соль и перец и куркума.
Ты получаешь лепесток с именем — и весь следующий день ты обязан ухаживать за этим студентом, как самый настоящий влюбленный. Причем ухаживать тайно! Вот и получается, что за одной девушкой ухаживают сразу несколько парней, вытянувших её имя, а девушки, начиная со второго курса — за несколькими парнями. Лично меня такой расклад вполне устраивает.
Пары в этот день не отменяются, но об учебе думает мало кто — и то урывками. Даже преподам перепадает толика праздничной суматохи — пусть они и не тянут лепестки, но их имена могут достаться студентам. Ходят слухи, что можно получить в качестве жертвы даже Кима!
Вечером все собираются на бал: обязательно с цветком в руке. И во время бала каждый отдает цветок тому (как он думает), кто за ним ухаживал. То есть, у парней старшекурсников — несколько цветов. А потом… А потом объявляют Вальс Лилий: девушки приглашают того, за кем они ухаживали на самом деле. Потом — Вальс Тюльпанов, приглашают парни.
Скажете — детский сад? Но это так весело! Особенно придумывать приятные сюрпризы для своей жертвы и способы тайной доставки — ведь нельзя, чтобы он (она) догадался. Короче, ажиотаж царит от подвалов и до башен. Может, мы и ведем себя в этот день немножко глупо… но не более странно, чем обычно.
"Маги", — пожимаю я плечами. Нет, не так. "Молодежь", — и подмигнуть Червежуку.
Глава 21
ДАРМ'РИСС
Отпустил верблюда пощипать травку на фоне башни, залюбовался: теперь она точно напоминает жилище магов, а не какой-то безликий выкидыш готической архитектуры. Вокруг пасется демонический горбатый скакун, из двери вылетают хихкающие мыльные пузыри (проделки моего младшенького — Червежука). Эмма наверняка играет в прятки с бегающими по углам гремлинами(1) и брауни(2) — а всё потому, что некоторым некогда провести простенький обряд изгнания домашней нечисти!
Под "некоторыми" подразумевались те несчастные, которые уже сейчас, в здравом уме и памяти, отдавали предпочтение созидающей магии — то есть факультету Ордена Света… то есть Вику. На них посматривали со смесью завистливого восхищения и жалости.
Так. С перечислением живности и прочего я еще не закончил. Добрую половину комнат мы переделали под лаборатории… или под цветники… или под садки для "ушшшина" Ышу. В холодильнике живет летучая мышь — блондинка с собственническим инстинктом, поэтому ночные перекусы приходится запасать из столовой с ужина. Смелые, пытавшиеся объяснить мышке, что она все равно не разгрызет консервную банку с телятиной, ходили с забинтованными пальцами. Нетопыря доставили Инелен и Габриель, умалчивая о самом факте её происхождения, что породило многочисленные шуточки, которые заставили эльфийку краснеть, а вампира — самодовольно ухмыляться. На всякий случай.
…И вот, когда исчерпаны были все поводы, чтобы оттянуть время и не заходить, я одним духом выхлебал пол-фляжки коньяка, закусил букетиком ромашки и ринулся на штурм башни. Храбрее меня в тот момент был только тот романтик, который сражался с ветряными мельницами.
А противник мой был ужасен — девчонка в веснушках моложе раз в пять.
Остановился посреди восьмигранки, насвистывая что-то крайне немелодичное. Где все? Может, нас переселили? Тогда я буду ночеать прямо здесь… и прямо сейчас…
— Дар, наконец-то!
Крепкие дружеские руки подхватили меня и сунули в мокрое холодное вещество жидкой консистенции.
— Вода, — глубокомысленно заключил я.
— Коньяка тебе уж хватило, — сколнилась ухмыляющаяся клыкастая физиономия Габриеля. — Ты что, на бал не собираешься, герой?
— К-какой еще бал?
Боги мои, что еще за неприятность.
— По-моему, он не рад, — со смертельной обидой сказал Нулик.
— А где Ыш?
— На кой демон я тебе нушшен?
— Да не, это я просто подумал.
Они понимающе покивали.
— Бал Цветов, придурок.
В самых цветастых выражениях я объяснил, что цветочные, грибные, птичьи, коровьи и прочие балы имеют ко мне отношение не большее, чем вегетерианство — к Габриелю. Соседи, в свою очередь, объяснили, что им абсолютно до лампочки моё мнение, и что я буду участвовать в этом всеобщем безобразии, даже если им придется меня зомбировать.
Оглядев их сияющие безумным энтузиазмом глаза, я понял: пути к бегству отрезаны, дурдом горит — пожарные не едут.
Зато во всей суматохе я смогу избегать Лаэли и Алхаста так долго, как…
— Наша папа пришла, молочка принесла! — завопили Эмма и Червежук, вваливаясь в комнату.
Всё, приехали. Чувствую себя дома — вот уже и глаз начал дергаться.
ЛАЭЛИ
Дроу пропал на сутки. Не то чтобы я очень скучала, но… вдруг опять вляпался в неприятности? Достал! Но час назад, когда мы с Алхастом, искупавшись в реке, строили на берегу песочные замки (он сказал, что пора заканчивать с воздушными), эльфу в лоб впечаталась очень перепуганная ворона. От вороны сильно несло вином, и она была в воробьином шажке от обморока.
Пока я размышляла, как делать искуственное дыхание "изо рта — в клюв", Алхаст прочитал письмецо, принесенное птичкой, обнюхал со всех сторон, пожевал уголок и с видом знатока объявил:
— Даррис загулял.
— И надолго у него это? — я даже не пыталась сдержать вздох облегчения. — Хорошо, хоть жив.
— Ты за него так волнуешься? — то ли спросил, то ли упрекнул друг.
Я поморщилась, хотя сердце — предатель — сжалось, уличенное на месте преступления.
— Ну, не начинай, пожалуйста, Алхаст. Мы друзья — мы, все втроем. И вообще, нам еще курсовую писать, а если он дохнет на Кима многоградусными испарениями…
— Не надолго, — сжалился светлый. — Сказал, завтра вечером будет.
Кивнула. Я не настолько самоуверенна, чтобы считать произошедшее в "Скрижали" причиной загула, но вдруг… и, главное, чтобы у Дара шнурочек от языка не развязался — во хмелю, так сказать.
А если развяжется, что тогда?..
— Лаэли! — завопил хор возмущенных женских голосов, способных разбить не только пару сотен мужских сердец, но и оконное стекло.
— Да-да? — я вынырнула из-под защитного купола, который ставила, когда мои соседки вместе с Инелен занимались примеркой нарядов к какому-нибудь событию. За весь год моя жизнь вряд ли подвергалась более экзотической опасности — задохнуться под горой эльфийских и демонических одеяний.
— Что ты оденешь на бал?
— Не знаю, — и попыталась снова укрыться под куполом, догрызть яблоко и дочитать "Сто лет одиночества", но ответ не приняли.
— Бал завтра!
— Вот именно. И вообще — когда вытянем лепестки с именами, тогда я подберу такое платье, чтобы понравилось моей жертве… в конце концов, мне придется приглашать его на танец Лилий.
Подругам понравилась идея, и мы пошли в восьмигранку, где нервничали (стараясь делать это незметно) остальные первокурсники. Я поддалась общему настроению — и, когда в полночь вошёл Инидий — глашатай праздника — едва смогла усидеть на месте.
Он явился, как Дед Мороз в сочельник — с двумя серыми мешочками в руках. Ох уж этот цвет мышиного подшерстка… скорей бы перейти на второй курс и приобрести иную расцветку — по факультету.
— Налетай, — просто предложил профессор.
Никто не хотел идти первым. В конце концов Дар и Габриель, делая вид, что они, вообще-то, мимо проходили, сунули по очереди руки в мешочек. Затаив дыхание, мы следили за их реакцией, когда они вытащили свежие лепестки тюльпнов. Ни один мускул не дрогнул на их фасаде.
Ожидая своей очереди, мы с Сессен подсчитывали: к концу года на курсе осталось 27 студентов вместо 31. Из них — шесть девушек, двадцать один парень. Итого: за каждой девушкой ухаживают трое, а еще трем счастливчикам выпадут дамы-преподы.
И вот подходит очередь девушек… Это как утром в Новый Год, когда ты уже знаешь, что подарки лежат под ёлкой, но еще не открыла глаза. Кто же мне выпадет? А вдруг случится чудо, и — Алхаст? И вдруг я отчетливо поняла — не хочу. Не знаю почему… А вдруг дроу? Зажмурилась: что за глупости? Мы — просто друзья. И не больше. Не хочу усложнять.
— Лаэли, не спать!
Во втором мешочке — ароматы белых лилий и труднопроизносимые имена однокурсников. И-и-и-и…
Барабанная дробь.
Я побледнела и собралась падать в обморок. Но никто и не заметил что в этот момент несчастная землянка была близка к смерти от разрыва сердца. Такого подвоха не знавала земля!..
Когда мы вчетвером уединились в комнате, девчонки затрещали сороками на перекуре:
— А у меня Габриель, представляете! Инелен, ты же не ревнуешь, правда?
— Ни капельки! — хохотала светлая. — А у меня Януш.
— Везет тебе на кровососов…
— Сессен, кого ты вытянула?
— Давида, — равнодушно бросила демонесса и плюхнулась со мной рядом. — Я надеялась какого-нибудь светленького помучить. Лулу, что молчишь?
Я просто показала лепесток, и разговоры смолкли.
— Вик, — шевельнулись посеревшие губы Зармике.
Помолчав минутку, похоронив мой затрашний бал, Сессен ехидно поинтересовалась, что же я надену, чтобы понравиться такому кавалеру.
— Саван. Он точно оценит.