Пока я размышляла, как делать искуственное дыхание "изо рта — в клюв", Алхаст прочитал письмецо, принесенное птичкой, обнюхал со всех сторон, пожевал уголок и с видом знатока объявил:
— Даррис загулял.
— И надолго у него это? — я даже не пыталась сдержать вздох облегчения. — Хорошо, хоть жив.
— Ты за него так волнуешься? — то ли спросил, то ли упрекнул друг.
Я поморщилась, хотя сердце — предатель — сжалось, уличенное на месте преступления.
— Ну, не начинай, пожалуйста, Алхаст. Мы друзья — мы, все втроем. И вообще, нам еще курсовую писать, а если он дохнет на Кима многоградусными испарениями…
— Не надолго, — сжалился светлый. — Сказал, завтра вечером будет.
Кивнула. Я не настолько самоуверенна, чтобы считать произошедшее в "Скрижали" причиной загула, но вдруг… и, главное, чтобы у Дара шнурочек от языка не развязался — во хмелю, так сказать.
А если развяжется, что тогда?..
— Лаэли! — завопил хор возмущенных женских голосов, способных разбить не только пару сотен мужских сердец, но и оконное стекло.
— Да-да? — я вынырнула из-под защитного купола, который ставила, когда мои соседки вместе с Инелен занимались примеркой нарядов к какому-нибудь событию. За весь год моя жизнь вряд ли подвергалась более экзотической опасности — задохнуться под горой эльфийских и демонических одеяний.
— Что ты оденешь на бал?
— Не знаю, — и попыталась снова укрыться под куполом, догрызть яблоко и дочитать "Сто лет одиночества", но ответ не приняли.
— Бал завтра!
— Вот именно. И вообще — когда вытянем лепестки с именами, тогда я подберу такое платье, чтобы понравилось моей жертве… в конце концов, мне придется приглашать его на танец Лилий.
Подругам понравилась идея, и мы пошли в восьмигранку, где нервничали (стараясь делать это незметно) остальные первокурсники. Я поддалась общему настроению — и, когда в полночь вошёл Инидий — глашатай праздника — едва смогла усидеть на месте.
Он явился, как Дед Мороз в сочельник — с двумя серыми мешочками в руках. Ох уж этот цвет мышиного подшерстка… скорей бы перейти на второй курс и приобрести иную расцветку — по факультету.
— Налетай, — просто предложил профессор.
Никто не хотел идти первым. В конце концов Дар и Габриель, делая вид, что они, вообще-то, мимо проходили, сунули по очереди руки в мешочек. Затаив дыхание, мы следили за их реакцией, когда они вытащили свежие лепестки тюльпнов. Ни один мускул не дрогнул на их фасаде.
Ожидая своей очереди, мы с Сессен подсчитывали: к концу года на курсе осталось 27 студентов вместо 31. Из них — шесть девушек, двадцать один парень. Итого: за каждой девушкой ухаживают трое, а еще трем счастливчикам выпадут дамы-преподы.
И вот подходит очередь девушек… Это как утром в Новый Год, когда ты уже знаешь, что подарки лежат под ёлкой, но еще не открыла глаза. Кто же мне выпадет? А вдруг случится чудо, и — Алхаст? И вдруг я отчетливо поняла — не хочу. Не знаю почему… А вдруг дроу? Зажмурилась: что за глупости? Мы — просто друзья. И не больше. Не хочу усложнять.
— Лаэли, не спать!
Во втором мешочке — ароматы белых лилий и труднопроизносимые имена однокурсников. И-и-и-и…
Барабанная дробь.
Я побледнела и собралась падать в обморок. Но никто и не заметил что в этот момент несчастная землянка была близка к смерти от разрыва сердца. Такого подвоха не знавала земля!..
Когда мы вчетвером уединились в комнате, девчонки затрещали сороками на перекуре:
— А у меня Габриель, представляете! Инелен, ты же не ревнуешь, правда?
— Ни капельки! — хохотала светлая. — А у меня Януш.
— Везет тебе на кровососов…
— Сессен, кого ты вытянула?
— Давида, — равнодушно бросила демонесса и плюхнулась со мной рядом. — Я надеялась какого-нибудь светленького помучить. Лулу, что молчишь?
Я просто показала лепесток, и разговоры смолкли.
— Вик, — шевельнулись посеревшие губы Зармике.
Помолчав минутку, похоронив мой затрашний бал, Сессен ехидно поинтересовалась, что же я надену, чтобы понравиться такому кавалеру.
— Саван. Он точно оценит.
ДАРМ'РИСС
В комнате царило подавленное настроение. Лепестки валялись на полу, и не наступали на них только из вежливости — всё-таки наши девочки не заслуживали такого обращения. Кто ж виноват, что достались не в те руки?
— Я хотел, чтобы мне выпала Инелен, — нарушил тишину Габриель.
— Давай меняться? — это поморщился Нулик. — Я лучше за Бисс поухаживаю, чем за твоей неврастеничкой.
— Еще одно слово — и я тебя покусаю, человек.
— Подавишься.
Ленивая перепалка.
— А я вполне доволен, — Ыш поднимает хвост, на конце которого балансирует алый лепесток. — Лаэли хорошшшая.
Мы с ненавистью смотрим на единственного везунчика.
— Я бы тоже сменил Медиану на кого-нибудь… на кого угодно.
Ребята хмыкают — моя неудачная любовная история вернулась неожиданным бумерангом. Конечно, я могу подготовить для неё несколько тайных подарков, чтобы потом на балу она подумала, что до сих пор мне нравится. Она же сама будет демонстрировать полный игнор и презрение, намекая глазами и губами, что вовсе не против повторить осенний опыт. Я буду делать вид, что намеков не понимаю и ужасно огорчен её равнодушием…
Надоело. До смерти наскучило играть…
— Габриель, а кто тебе запретит делать сюрпризы для Инелен? Этот день тем и хорош, что, кутаясь в чужие секреты, можно радовать того, кто действительно… Тьма, да хватит на сегодня холодного душа!!!
— Ты слишком умно говоришь, — сквозь довольный ржач выдавил Нулик.
Гады. Если не успею высушить хотя бы кровать, спать мне в болоте. Или в восьмигранке.
Я принял идеальное решение — не спать вообще. И часа в четыре утра поднялся в башню (провел всю ночь, бродя по окрестностям и пугая привидений), столкнулся в восьмигранке с Янушем. Тот моментально покраснел спрятал что-то за спину.
— Тоже с утренним приветом для однодневной подруги сердца?
— Д-да… Для Лаэли, — почти прошептал упырь.
— Она тебе выпала?
Кивнул.
— Януш! — я покровительственно положил ладонь на его плечо. — Я окажу тебе огромную услугу.
"Какую?" — глаза чеха переехали поближе к бровям.
— Отдам тебе лепесток с именем Медианы, конечно же, — повертел перед его носом алой тряпочкой. Но он не поддался, вывернулся из дружеского захвата. Указательным пальцем поправил очки.
— Переигрываешь. И вообще, меняться нельзя.
— Я сниму заклятье, — нетерпеливо отмахнулся. — Давай, я же знаю, как нравится тебе розоволосая девочка.
— Вообще-то не очень. Может, это тебе нравится рыжая?
Вроде я сумел достаточно убедительно оскорбиться.
— Ладно, — вздохнул вампир. — В твои дела лучше не вмешиваться, себе дороже. Снимай заклятье.
Мы обменялись лепестками-именами, и зубастый маг поплелся в комнату. Я едва дождался, чтобы быстрыми — нет, медленнее, медленне, тебе же всё равно — и всё равно нетерпеливыми шагами достичь двери с покосившейся табличкой, развесить на косяке соцветия звёзд, увитые лунным светом. Лёгкий аромат нарциссов… нет, я их слишком люблю. Жасмина. И вздох ветра — имя "Лаэли", как подпись. Сейчас в зал прокрадутся другие влюбленные-однодневки, пора исчезать.
И, закинув голову, лежа на едва высохшем матрасе, подумал — всё не так уж плохо, пока есть на что надеяться.
ЛАЭЛИ
Устроив совещание на тему "что надеть, чтобы было красиво, нравилось мальчикам и при этом не падало на пол", перемежаемое подушечными боями, мы пришли к выводу: платье должно прийтись по вкусу, в первую очередь, нашим невольным жертвам. Я напомнила недовольно, что, между прочим, додумалась до этого еще час назад… что вызвало новый приступ поединков на подушках.
На тетрадных листах набросали эскизы сногсшибательных платьев.