И парня бранить-то, коль скорей вас бабами делает, - облыжность пустая вроде. От ума к сердцу тропка запутанная. Им, горемычным, природой налажено всякого способиться, аще б род не усох. И противу - стыдливость женская да осмотрительность. Они ж, бедолаги, ровно жеребчики несмышленые в запертую кормушку тыкаются, и уж тут его взнуздай мягонько, чтоб он, окаянный, от счастья своего не убег".
А когда помирать бабка вздумала, лежит и шепчет:
"Ой, подружии, каяться теперь хочу. Любила я много-о. Перед столькими винна за их мужиков. Неугомонно-то сердце бабье. И теперь уж совсем тело немощно и не чую при себе тут его, а душа окаянная снова ишо любви просит..."
- Любовь и смерть, - проговорила Марго, - две загадки. Одна дает жизнь, вторая отнимает. Возможно, любить и значит жить...
Наташа как-то по-бабьи, подперев ладонью щеку, тихо пропела:
Без любви прожить - не получится.
А с любовью жить - только мучиться.
А с любовью жить - только маяться.
Отчего все так получается?
И затем, вздохнув, потирая ладонями свои толстые колени, добавила:
- Почему они всегда рассматривают ноги?
- А ты не знаешь? - ответила Марго - Это еще от дикости... Ведь когда-то, чтобы познакомиться с женщиной, надо было ее догнать И тогда же выдумали, что мы слабый пол. Если не разбираются в музыке, то скрипку ценят по футляру.
Что-то мальчишески задорное было в том, как она привстала и, вложив два пальца в рот, свистнула Жесть крыши неподалеку загремела от шагов.
- Кто там? - вскрикнула она, испуганно одергивая платье.
- да я- ответил недовольный голос Шубина.
- Михал Михалыч! - засмеялась Марго. - А мы чуть со страха не умерли.
- Гавриловна сказала, что вы здесь, - пояснил Шубин. - Я чердак весь облазил.
- Ты настоящий рыцарь, Мишенька, без страха и упрека, - важно, точно посвящая его в это звание, объявила Марго. - Иди сюда.
- Ух, сила, прожектора, - говорил Шубин, садясь около Наташи.
- Мишенька, ты нам скажи, бывает любовь вечной?
- Откуда я знаю! - помолчав и трогая лоб, сказал Шубин. - Я не химик. Это химики реакции изучают Ну вечного у природы не бывает. Сама вечность понятие относительное. А мы завтра уходим целым факультетом. Добровольно!
- На фронт? - зачем-то спросила Наташа, хотя все было ясно.
- Нет. Вначале обучат истреблять танки Гранату под него или бутылкой сверху. Элементарное дело Но все же лабораторная практика требуется.
Марго сразу утратив наигранность и как бы не зная, что сказать, глядела на Шубина. Брови у нее выгнулись, а губы дрогнули, растянулись.
- Теперь свидания на крышах назначают "Где увидимся?" - "За трубой", неуклюже пошутил Михал Михалыч и один засмеялся этому анекдоту - Хлама на чердаке столько, что лоб едва не расшиб С точки зрения вечности люди живут миг, а хлама остается дай боже Он вытащил из кармана аляповатого плюшевого медвежонка с непомерно большой головой.
- Кому это? - спросила Наташа.
Поглядев на Марго, Шубин вздохнул и с деликатным великодушием ответил:
- Всем!
ХХIII
Невзоров ждал Марго, прогуливаясь у мраморных колонн Большого театра, размалеванных, как и само здание, бурыми пятнами. Спектакли начинались рано, чтобы все могли уехать до темноты. За Пресней дымили склады табачной фабрики, подожженной бомбой, и сизая пелена висела над городом. А здесь, как и до войны, стояла толпа, наперебой спрашивали лишний билетик.
От Невзорова ни на шаг не отходил плотный, низенький майор с оттопыренными ушами.
- Быть может, ваша дама не придет, и я могу надеяться? - по-волжски окая, говорил он. - Мне хоть галерку. Я с фронта. Оказия вышла, а ночью еду...
- Ну, хорошо, хорошо! - отвечал Невзоров. Его сердило и то, что Марго запаздывает, и уверенность этого майора, который весело поглядывал на часы.
- Обидно же теперь не попасть на "Лебединое озеро", - говорил майор. Всякое потом быть может. Под Оршей не знаю, как уцелел...
Говорил он без всякого выражения, будто то, что в следующий раз может не уцелеть, дело заурядное, а вот не попасть в театр действительно обидно.
- Вы из двадцатой? - спросил Невзоров, так как знал, что двадцатая армия вела тяжелые бои под Оршей с танковыми дивизиями Гудериана.
- Знаете, - ответил майор, - на батальон по сорок танков шло.
- Трудно было?
- Разно. Не так, чтобы... - отозвался майор. - И мы знатно их колотили. Вот и третий звонок. Повезло, значит, мне?
Невзоров отдал билеты, и майор суетливо начал вытаскивать из карманов помятые рубли.
- Бегите, а то не пустят, - торопил Невзоров.
- Сейчас, сейчас. Как же это? Денежки счет любят... Ах, несчастье, двух рублей не хватает.
- Ну, какая мелочь! Стоит ли терять время? - отмахнулся Невзоров.
- Вот, должником буду. Удружили вы мне.
И со счастливым, сияющим лицом, пожав Невзорову руку, майор стал протискиваться к входу.
"Нелепый человек, - думал Невзоров, - был на фронте, опять едет туда, и что ему этот умирающий лебедь, тряпичные декорации, сказочная борьба добра и зла. Пошел бы лучше в ресторан и выпил на свои рубли хорошего вина".
Он увидел Марго, бегущую через скверик. В белом платье, в туфельках под цвет растрепавшейся копны волос, Марго была очень хороша.
- да, Костя... опоздала? - сказала она, морща нос и проводя кончиком языка по нижней губе.
- Да, - забыв, что сердит, любуясь ее гибкими руками, немного осунувшимся лицом и живым блеском глаз, улыбнулся Невзоров. - Билеты сию минуту отдал.
- Вот... Ну как же? Там добровольцев записывали.
И мы ждали, - оправдывалась Марго. - И не взяли.
Профессор испортил все. Говорит, надо учиться музыке.
- Каких добровольцев? - спросил Невзоров, осторожно беря ее под локоть.
- Добровольцев, чтобы танки истреблять.
Невзоров улыбнулся, представив Марго в ее туфельках, с этой воздушной прической около танка.
- Это гораздо серьезнее, чем вы думаете. И профессор знает...
- Что он знает? Старый башмак!
- Он знает, - мягко сказал Невзоров, - войны кончаются, а музыка остается. Поэтому хочет уберечь способных людей.
- Вы так думаете? - Марго закусила губу. - Куда же мы теперь пойдем?
Рассеянный взгляд ее остановился на петлице Невзорова, где было уже три шпалы.
- Костя... Вы стали полковником?
- Подполковником, - небрежным тоном, как бы между прочим, сказал Невзоров и одновременно горделиво расправил плечи. - Так вот, есть обычай. Гусары считали непременным обмывать это шампанским. И мы пойдем в ресторан.
- Ну, если гусары считали... - вздохнула Марго, и глаза ее расширились, - Костя, а где ваши усы?
Стоявший поодаль и разглядывавший до этого ноги Марго черный, как цыган, капитан с недоумением уставился на губы Невзорова, точно у него и в самом деле были, но вдруг исчезли усы.
- Ну да, такие пышные усы. Чтобы мочить в вине и щекотать руки женщинам, - добавила Марго.
- Держу пари, никто не угадает, что придет вам в голову еще через минуту, - засмеялся Невзоров.
- Нет, правда. Говорят, время меняет людей. Ничего подобного. Это люди приспосабливаются к времени и думают, что они ужасно современны.
Невзоров уже привык к ее безобидным колкостям и легко мирился с этим, как человек, любящий красивые розы, мирится с тем, что укрытые под лепестками шипы иногда колют руки. А ее непостижимо быструю смену мыслей относил к забавной легкости суждений.
И, настраиваясь на эту легкость, он даже отдыхал от постоянных своих, как думал, трудных и больших забот.
- Костя, а почему вы разошлись с женой? - спросила вдруг Марго.