- Балда вы, лейтенант, - произнес Волков, раздувая тонкие ноздри.
- Балда, - согласился Андрей. - Если б ты не уговорил заняться парашютом, давно бы экзамены сдали...
- Мой отец, - перебил Волков, - тоже полагает, что армии созданы для лентяев и тупиц.
Андрей улыбнулся, представив себе отца Волкова, тщедушного бухгалтера, который любил говорить о политике длинными, витиеватыми фразами, но умолкал сразу под взглядом жены - немногословной внучки генерала, воевавшего еще с Наполеоном. Сыну достались характер матери, а внешность отца: угловатые плечи, запавшие щеки, крупный, нависающий лоб.
Они учились на втором курсе университета, но весной их призвали в армию для ускоренной подготовки командиров, и теперь еще надо было стажироваться у западной границы.
- Вообще-то... - начал Андрей.
- Вообще, какого черта сидим!
- Между прочим, - сказал Андрей, - и ты был неравнодушен.
- Я? - Волков резко сдвинул ноги в серых брюках и спортивных тапочках. - Меня тошнит, когда писатели расписывают эту любовную чепуху. Он любит, она не любит. Вот проблема! Для какой же надобности голова?.. Есть вещи интереснее. Смотри!.. Бросили десант и на Крит. Это же репетиция для захвата островов Англии через Ла-Манш. Понял?.. Или с территории Норвегии. А может быть, одновременно...
Чья-то быстрая тень легла на всю его карту.
Андрей вначале увидел туфли: маленькие, белые.
И стройные, загорелые, оцарапанные до колен травой ноги.
- Ну, вот... Марго.
- А-а... Маша Галицына, - с деланным равнодушием проговорил Волков.
II
Она была в коротком, легком сарафанчике. Темные, отливающие бронзой мокрые волосы закрывали ее левое плечо. Позади стоял Мишка Шубин, тоже их одноклассник, коротконогий, с выпуклой грудью, близорукими глазами, держа в руках мохнатое полотенце, зонтик и дамскую сумочку.
- Ух, ребята!.. Сила! - заговорил Шубин. - А мы с пляжа...
- Нет, как это называется? - перебила его Марго. - За три месяца ни строчки! Как это называется? И нет вам прощения!
Ее широко раскрытые светло-зеленые глаза стали темными и почти черными; брови сдвинулись, но улыбка выдавала, что ей приятна встреча и то, как восторженно смотрит Андрей, а сердится она лишь на Волкова, который даже отвернулся, вынимая из кармана папиросы.
- Вчера не могли приехать? У нас был концерт.
Я играла сонату Моцарта. И завтра...
- Сегодня опять уедем, - сказал Андрей.
- Как это сегодня? - Марго посмотрела на Волкова, ломавшего спички одну за другой.
- Три часа осталось. Еще домой сбегать надо, чтобы надеть военную форму.
- Значит, вы уже генералы?
- Лейтенанты, - улыбнулся Андрей. - Только не простые, а десантных войск.
- Сила! - завистливо вздохнул Шубин.
- Я всегда путаю, кто лейтенант, а кто генерал, - смешливые искорки блеснули в глазах Марго.
- Как живешь, Шуба? - закурив наконец, спросил Волков.
- Михал Михалыч у нас гений, - сказала Марго. - Открыл новую звезду. Эта звезда будет называться моим именем. Понятно?
- Вот уж, - Шубин смутился и, густо краснея, локтями поддернул изношенные, лоснившиеся брюки. - Ничего я не открыл. Ну, рассчитал, что должна быть звездная масса согласно тяготению. Элементарно...
- Ну да, элементарно, - смешливые искорки в ее зрачках разгорелись ярче. - Целая звезда, и вокруг нее планеты. Когда-нибудь улечу... Михал Михалыч говорит, что там обязательно живут люди: вроде спрутов или ящериц, но зато все умные.
- А ты все такая же, - сказал Андрей, чтобы выручить простодушного Михал Михалыча, над которым обычно подсмеивались и которого звали по имени и отчеству с первого класса. Он явился тогда в школу, нарисовав для солидности большие усы въедливой несмываемой краской.
- А все мальчишки, - засмеялась она, - как подрастут, делаются скучными. Или хвастают, или выдумывают комплименты. Только Волков ни разу не сказал мне что-нибудь приятное...
- Я не терплю вранья, - хмуро проговорил он.
- Что другим приятно, у тебя называется враньем.
Да? - обиженно сказала Марго.
- Ребята, может, холодного пива? - предложил Шубин. - Холодное пиво сила! Мы факультетом ночью баржи грузили. Лишняя тридцатка есть.
- Ни в коем случае, - решительно запротестовала Марго. - Через мой труп. На эти деньги купи себе новые штаны. И гениям нужны штаны!.. А сейчас идем ко мне. Нянька рыбный пирог испекла.
Шубин вздохнул, глядя на нее, как язычник на божество.
- Мы ведь уезжаем, - напомнил Волков.
- Хоть на десять минут. Если не приведу вас, то нянька загрызет. Что ты молчишь, Андрей?
- Если недолго... Успеем ведь?
- Ладно, - помолчав, сказал Волков.
Они вышли из сада на площадь. К вечеру на улицах стало людно. По-субботнему веселые москвичи потоком шли мимо Кремля и Лобного места, где когдато рубили головы усомнившимся в справедливости власти или догмах веры; затем через мосты к парку, где уже вспыхивали хвостатые фейерверки. Тополиный пух летал и здесь, опускался на лица, плечи. Марго, все больше оживляясь, лукаво поглядывала на хмурого, как бы недовольного уличной толчеей Волкова.
- А помните, как задачки у Михал Михалыча на школьных экзаменах списывали? - говорила она. - И что вам еще расскажу... Как-то уговорила Волкова проводить меня домой. Идем, а он молчит. Пришли к дому - он тоже молчит. Я разозлилась и спрашиваю:
"Сережка, ты умеешь целоваться?" Знаете, что сказал он? "Больно мне нужно еще обмусоливаться..."
Шубин и Андрей рассмеялись.
- Тогда мы учились в пятом или шестом классе? - делая невинное лицо, спросила Марго у Волкова.
- Не помню, - буркнул тот.
Они свернули к набережной. У каменного барьера в наступивших сумерках вырисовывались редкие парочки влюбленных.
- А знаете, в Москве ночью камни поют, - сказала Марго.
- Любое тело, - кивнул Шубин, - при охлаждении издает звук.
- Все тебе понятно! - грустным тоном вдруг сказала Марго. - Будто важно отчего, а не что. Так и жить неинтересно.
Шла она упругой, легкой походкой, словно в такт музыке, которая была в ней самой.
III
Дверь им открыла старая нянька.
- Ах ты господи, - всплеснула она короткими, испачканными мукой руками. - Живые, здоровые?..
Невысокая, кругленькая, опоясанная цветастым фартуком нянька точно была пропитана вкусным запахом каких-то соусов, жареного лука, теста. И лицо ее, покрытое густой сеткой морщинок, темневшее несходящим загаром, как у всех старых русских крестьянок, светилось доброй улыбкой.
- Да что ж это вы стоите у порога? Забыли наш дом?
- Мы уезжали, Гавриловна, - сказал Волков.
- Они теперь лейтенанты, - прибавила Марго.
- А я все допытывалась, где наши кавалеры?
И выросли-то... Уж рада, что зашли!
- Известно, кто у няньки любимец, - проговорила Марго, скосив глаза на Волкова.
- Ты-то молчала бы, - рассердилась вдруг нянька. - Стрекоза!..
В этой большой прихожей все было знакомым Андрею еще со времени, когда бегали из школы. Капитан торгового флота заезжал домой редко. Но вещи его будоражили воображение джунглями восточных стран, морскими штормами. За стеклом шкафа таращили глаза свирепые драконы, виднелись прозеленью корешки старинных лоций. Как и раньше, у двери скалило зубы чучело тигра, на стене висели африканская маска и боевой щит из кожи носорога. По краю этого щита Сережка химическим карандашом записал их мальчишескую клятву: "Будь сильным или умри, но не скули..."
А Галицыну, тогда нескладную, худую, с общипанными косичками, дразнили Машкой-заваляшкой...
- Это что, - ворчала нянька. - Другие гости-то час ждут.
- Девчонки?
- Кто ж! - ответила нянька. - И еще... С цветами...
Ладонью трогая задубелую кожу щита, Волков усмехнулся.
- Сладу нет, - жаловалась нянька. - Маленькая хоть угла боялась. Погоди-ка, выйдешь замуж...
- Да я и не выйду, - рассмеялась она. - Михал Михалыч, ну объясни, что женщина теперь свободна...