— Иди ко мне.
Дважды Монику звать не надо было. Сегодня она сама хотела принадлежать ему. Пусть завтра она навсегда покинет его семью, но это будет завтра, потом.
Моника поставила бокал на пол и обвила руками крепкую шею Адама.
— Люби меня, — вырвалось у нее.
— Я очень хочу тебя, малышка… Желанная моя девочка…
Моника откинулась на спину, подставляя тело для ласк. Она растворялась в прикосновениях Адама. Его губы слегка коснулись ее шеи. Она бы не ощутила этого прикосновения, не будь так чувствительна к нему, к его физическому присутствию. Как же долго она этого ждала… Целую вечность…
Кончики ее пальцев прошлись по небритой щеке Адама и скользнули к его губам, очертили их контур. И когда он захватил один из пальчиков в плен, Моника прикрыла глаза. Ей стало жарко, и не от пламени в камине.
— Ты моя… слышишь меня, Моника?
— Да, — выдохнула она, — да…
На мгновение он оторвался от нее и хотел заглянуть в ее глаза, но они были закрыты. Тогда он стал легкими поцелуями покрывать трепещущие веки и делал это до тех пор, пока тело Моники не забилось в его руках. Ему хотелось сорвать с нее одежду и одним быстрым движением овладеть податливой плотью, но что-то нашептывало ему, что не стоит спешить. Разве не счастье — прикасаться к Монике? Видеть, как она пьянеет от его поцелуев? У Адама слегка закружилась голова, ответная реакция девушки сводила его с ума.
Его руки скользнули вдоль тела Моники, и она выгнулась дугой. Он тихо засмеялся.
— Одно удовольствие видеть твое желание, — шепнул он ей на ухо и потянул за мочку.
У Моники с губ сорвался полустон-полукрик. Она выдохнула его имя и вскинула руки за голову. Ее груди соблазнительно приподнялись, и Адам не смог устоять перед искушением. Прямо через свитер он сомкнул губы на желанном холмике страсти.
— Еще…
Моника сама не знала, чего именно она требовала или хотела, но Адам давал ей это. Он ловким движением расстегнул пуговицу на джинсах, послышался звук расходящейся молнии. Моника готова была сама сорвать с себя джинсы, но сдержалась, предоставила эту возможность Адаму. Она решила, что он относится к числу тех мужчин, которые предпочитают сами раздевать женщин.
И не ошиблась.
Адам уделял внимание каждому кусочку обнажающейся кожи. Моника дрожала и билась в его руках, не представляя, что тем самым еще сильнее возбуждает мужчину.
Наконец она оказалась полностью обнажена, и Адам немного отодвинулся назад, чтобы полюбоваться ее красотой. В отблесках пламени ее тело казалось бронзовым, тени языков огня переливались, играли на нем.
И он не выдержал. Свою одежду он снимал куда быстрее, и, когда он, полностью обнаженный, скользнул к Монике, та порывисто потянулась к нему.
Их тела сплелись в едином порыве, ее хрупкое тело стало продолжением его мускулистого, сильного. Волна страсти подхватила любовников, и они растворились друг в друге.
Прошло немало времени, прежде чем они смогли отдышаться и заговорить.
Адам заботливо укрыл обнаженное тело Моники пледом и потянулся за своим бокалом.
— В горле пересохло.
— Дай мне тоже, — попросила она и приподнялась на локте.
Адам ласково улыбнулся и поправил светлую прядь, упавшую на ее лицо.
— Ты очень красива после занятий любовью.
У Моники оборвалось сердце. Зачем он так? Зачем он говорит «заниматься любовью», а не «сексом»? Она смотрела на него, такого родного, близкого, любимого и далекого, и не находила слов.
Она сделала глоток вина, в надежде, что он не сможет разглядеть на лице ее истинные чувства. Ни к чему им выяснять отношения. Все и так предельно ясно.
Но между тем она глухо спросила:
— Завтра мы возвращаемся домой?
— Да.
— Адам, я не смогу работать няней у Кэтрин.
Ну вот, она сказала это. Возможно, ей следовало бы подождать до завтрашнего утра и не портить сегодняшний вечер, но для нее это решение было невыносимым грузом, который давил на нее, не давал покоя.
Некоторое время Адам молчал, и у Моники закрались сомнения, слышал ли он вообще, что она сказала.
— Адам, — позвала она его.
Он резко повернул голову, его серые глаза яростно сверкали. Он с трудом сдерживал бушующие эмоции.
— Твое решение окончательное?
Зачем он спрашивает?
— Да.
— Тогда в понедельник я перечислю на твой счет деньги, сообщи его моей секретарше.
От его хладнокровного тона Монике стало не по себе.
— Я не возьму денег, — твердо сказала она.
— Моника, не стоит. Я принимал тебя на работу, ты потратила свое время, и я хочу возместить ущерб.