«Ну и ну, — думал Доусон, пролистывая страницы. — Стоит поверить в эту галлюцинацию, и у меня… гм… разовьются побочные делюзии. Начну искать причину, по которой существует пыльное окно. К счастью, никакой причины нет».
Он вышел из библиотеки, увидел поток автомобилей и вдруг почувствовал, что лежит под мутным оконцем, едва не касаясь носом стекла. С каждым вдохом в ноздри забивалась пыль, а вместе с ней удушливый и гнетущий запах дохлых мух. Доусон воспринимал этот запах как некий эйдос буроватого цвета, сопровождаемый чувством предельного ужаса и бесконечного отчаяния. Он осязал ладонью что-то твердое и понимал: если не сдвинет этот предмет с места, то задохнется — прямо здесь и сейчас, под этим засиженным мухами стеклом, — задохнется из-за физической инертности, из-за неспособности тела выполнять свои функции. И еще он знал, что нельзя возвращаться в сон, в котором его зовут Доусон, поскольку это оконце и есть реальность, а Доусон — бесплотное существо, пребывающее в блаженном неведении и живущее в вымышленном городе под названием Нью-Йорк. Он останется здесь и умрет под аккомпанемент запаха дохлых мух, но так и не поймет ничего, пока не настанет жуткий момент, когда уже слишком поздно… Слишком поздно, чтобы сдвинуть этот твердый предмет.
На него обрушился рев автомобилей. Бледный, вспотевший, потрясенный эфемерностью бытия, Доусон замер на кромке тротуара и дождался, когда ненастоящий мир вновь станет реальным, после чего стиснул зубы и остановил такси.
Успокоив нервы двумя порциями чистого виски, он все же сумел сосредоточиться на работе, на простеньком деле об ответственности производителя. Каррутерс уже отправился в суд, и в тот день Доусон больше не видел партнера. Что до галлюцинации, она тоже не повторялась.
После ужина Доусон позвонил бывшей жене и провел с ней вечер в саду на крыше небоскреба. Пил умеренно. Пробовал мысленно вернуться к первым годам брака, когда тот был еще счастливым, пытался воскресить прежнюю реальность, но без особого успеха.
Следующим утром в кабинет вошел Каррутерс. Присел на край стола, стащил у Доусона сигарету и осведомился:
— Ну, каков вердикт? Слышишь голоса?
— Довольно часто, — ответил Доусон. — К примеру, прямо сейчас. Твой.
— Как тебе Хендрикс? Нормальный специалист?
— Думаешь, он щелкнет пальцами, и все? Проблемы как не бывало? — беспричинно рассердился Доусон. — Любое лечение требует времени.
— Ого, лечение! Ну и что сказал Хендрикс? Что с тобой не так?
— Я в норме. Более или менее. — Не желая говорить на эту тему, Доусон демонстративно уткнулся в юридический справочник.
Каррутерс бросил сигарету в корзину для бумаг и пожал плечами:
— Ну извини. Я-то думал…
— Говорю же, все нормально. Нервы слегка разболтались. Что до Хендрикса, то он отличный психиатр.
Каррутерс успокоился, что-то сказал и удалился к себе в кабинет. Доусон перевернул страницу, но успел прочесть лишь несколько слов, прежде чем пространство сжалось, косые лучи утреннего солнца померкли и под ладонью у него оказался холодный твердый предмет, а в нос ударил застарелый запах отчаяния. Теперь Доусон не сомневался, что его забросило в истинную реальность.
Но ненадолго. Когда ощущение развеялось, он молча уставился на ненастоящий стол в фальшивом кабинете, за окнами которого гудели воображаемые автомобили, а из призрачной корзины для бумаг струился иллюзорный дымок.
— Тебе-то что об этом думать? — презрительно бросил Труляля. — Ты ведь ненастоящий![2]
На глазах у Доусона дымок сменился оранжевыми языками пламени. Загорелась штора. Он вот-вот проснется…
Кто-то закричал. Секретарша Доусона мисс Анштрутер застыла в дверях, направив указующий перст на корзину для бумаг. Потом — суматоха, истошные возгласы, струя пены из огнетушителя.
Наконец пожар усмирили и дым исчез.
— О господи! — Мисс Анштрутер вытерла перепачканный нос. — Какое же счастье, мистер Доусон, что я заглянула в кабинет! Вы так увлеклись чтением…
— Угу, — сказал Доусон. — Вообще ничего не заметил. Надо сказать мистеру Каррутерсу, чтобы не бросал окурки в корзину для бумаг.
Но вместо этого он позвонил Хендриксу. Психиатр согласился принять его через час. Доусон скоротал время за кроссвордом, а ровно в десять поднялся в кабинет бывшего однокашника и разделся до трусов. Хендрикс прослушал его стетоскопом, измерил давление и произвел какие-то манипуляции с другими полезными приборами.