Пока он доставал из шкафа пальто, Лотта говорила:
— Ты читал когда-нибудь Первое послание коринфянам в НАБ[2]? Я знаю, этот перевод немного подустарел, но мне он всегда нравился.
— Ты бы лучше поторопилась с одеванием, — сказал Себастьян, возвращая ее на землю.
— Хорошо, — послушно кивнула Лотта, направляясь к шкафу, чтобы достать свои рабочие брюки и нежно обожаемые высокие сапоги из мягчайшей кожи. — Я сейчас как раз учу его наизусть, ведь я же, в конце концов, твоя жена, и оно прямо относится к работе, которой мы — в смысле, ты — занимаемся. Говорю… это в смысле, так оно начинается, я уже цитирую. «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся — в друг, во мгновение ока, при последней трубе»[3].
— Труба, — задумчиво сказал Себастьян, терпеливо наблюдавший, как она одевается, — протрубившая однажды в июне восемьдесят шестого.
Ко всеобщему, думал он, изумлению — всеобщему, конечно же, если не считать Алекса Хобарта, который предсказал всю эту катавасию, за что эффект антивремени и получил его имя.
— Я готова, — гордо сказала Лотта.
На ней уже были сапоги, рабочие брюки, свитер и, как знал он, пижама подо всеми этими одежками; Себастьян улыбнулся, подумав об этом: она сделала так для сбережения времени, чтобы его не задерживать.
Они вышли из квартиры и поднялись скоростным лифтом на крышу к своей машине.
— Лично я, — сказал он, вытирая с машины ночную росу, — предпочитаю старую Библию короля Иакова[4].
— Никогда ее не читала, — с детским простосердечием призналась Лотта, словно говоря: но обязательно прочитаю.
— Сколько я помню, — продолжил Себастьян, — там этот пассаж выглядит следующим образом: «Внимайте! Я поведаю вам тайну. Все мы не уснем, но все изменимся…» — и так далее. Нечто в этом роде. Но я точно помню это «внимайте». Мне оно нравится больше, чем «говорю вам».
Он запустил двигатель и поднял машину в воздух.
— Наверное, ты прав, — согласилась Лотта, вечно готовая смотреть на него снизу вверх — ведь он же был гораздо старше ее, старше и авторитетнее.
Это ему всегда нравилось, да и ей вроде бы тоже. Сидя рядом с Лоттой, он ласково похлопал ее по коленке, и она, как всегда, тоже его похлопала: их взаимная любовь была вполне искренней, была свободным двусторонним потоком.
Молодой, очень серьезный полицейский Тинбейн встретил их за облупившейся железной оградой кладбища.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он Себастьяну и отдал честь; для Тинбейна форма делала каждое его действие официальным и совершенно безличным. — Ваш техник прибыл пару минут назад и сейчас бурит временную воздушную скважину. Очень удачно, что я пролетал мимо. — Тут полицейский заметил Лотту и тоже отдал ей честь. — Добрый вечер, миссис Гермес. Жаль, что так холодно. Вы бы не хотели посидеть в патрульной машине? Там включен обогреватель.
— Да нет, мне вполне тепло, — отмахнулась Лотта, вытягивая шею, чтобы рассмотреть Боба Линди за работой. — Она все еще говорит?
— Болтает без умолку. — Включив фонарик, Тинбейн повел Лотту и Себастьяна к освещенному пятачку, на котором орудовал Боб Линди. — Сперва она вцепилась в меня, а теперь в вашего техника.
Стоя на коленях, Линди рассматривал показания приборов бурильной установки; он, конечно, слышал, как подошли Тинбейн, Лотта и Себастьян, но никак на это не отреагировал, для него работа всегда была на первом месте, а разговоры — на последнем.
— Говорит, у нее есть родственники, — сказал Тинбейн Себастьяну. — Я тут записал, что она говорит, их адреса и фамилии. В Пасадине. Но она совсем уже дряхлая и мало что понимает. А ваш доктор, — Тинбейн оглянулся, — он точно прибудет? Думаю, в нем возникнет необходимость. Миссис Бентон тут что-то говорила про воспаление почек, от него она, видимо, и померла. Так что, скорее всего, потребуется подключение искусственной почки.
Рядом зажгла посадочные огни и села машина, из которой вышел доктор Сайн, весь запакованный в элегантный пластиковый костюм — термосберегающий, по последнему слову моды и техники.
— Ожила, значит, — сказал он Тинбейну, опускаясь на колени рядом с могилой, несколько секунд прислушивался, а затем крикнул: — Миссис Бентон, вы меня слышите? Вам хватает воздуха?
2
НАБ — Новая Английская Библия, английский перевод Библии, из которого Новый Завет был напечатан в 1961 г., а Ветхий Завет и апокрифы — в 1970-м, то есть уже после написания этого романа.