— Что случилось? — откуда–то словно издалека послышался голос Лили.
— Ваш серотонин, — с трудом проговорил Ларс, — начал действовать. Но неправильно. Алкоголь, пиво. Может быть. Можете ли вы… сказать мне… Он сделал один шаг, другой. — Ванная.
Она, напуганная, проводила его. Он ясно видел это — хлопающие крылья летучих мышей, ее застывшее в искреннем ужасе лицо, когда она вела его.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Я… — И провалился.
Мир исчез, он умер — и оказался в ярком, ужасном другом мире, неведомом ни одному человеку.
Глава 17
Человек, почти идол, с почти выгравированными, каменно отчетливыми чертами лица. Он склонился над Ларсом. На нем была с иголочки униформа, включая полный набор разноцветных медалей.
— Он уже пришел в себя, — сказал он.
Двое медицинских работников стояли в нерешительности. На них были простые белые, до пола халаты. Ларс увидел институтское, невероятно дорогое оборудование для экстренных случаев, огромные пыхтящие машины со шлангами и индикаторами и самообеспечивающие приборы, все в жутком действии. В воздухе пахло ионизацией — очень положительной — и химикатами.
Он увидел стол, на котором покоился инструментарий: один из инструментов он узнал. Ем использовали при проведении немедленных трахеостазий.
Но этим советским медикам не пришлось пользоваться им. Ларс вовремя пришел в себя.
Монитор, понял он. Спрятанный в стене, постоянно записывающий аудио— и видеоматериал. Наблюдавший за всем в своих зловещих скрытых целях. Он был свидетелем его обморока, и с его помощью была вызвана и вовремя подоспела помощь.
Добраться до ванны оказалось недостаточным.
Обратившись к широкоплечему, в униформе с накрахмаленным воротничком, увешанному медалями офицеру Красной Армии, он произнес:
— Майор Гещенко?
— Да, мистер Ларс. — Теперь, когда он почувствовал облегчение, лицо майора стало каким–то резиновым и бледным. — Ваш блуждающий нерв. Что–то со спинным мозгом и особенно пищеводом, я не совсем понимаю. До этого было рукой подать, минута–две, и… Конечно же, в самом крайнем случае вас заморозили бы — и на самолет. Но…
Он махнул рукой. Ларс согласился:
— Близко было. Я чувствовал.
Только теперь он заметил Лилю Топчеву. Она, сжавшись, стояла у самой дальней стены, не сводя с него глаз.
— Вы думаете, что я сделала это нарочно? — спросила она.
Ее голос звучал издалека и был едва слышен. Какое–то мгновение ему казалось, что это его воображение, но потом он понял, что она действительно задала ему этот вопрос. И понял ответ. Он знал правду. Но вслух, чтобы защитить ее, Ларс произнес:
— Случайность.
— Да, — почти теряя сознание, ответила Лиля.
— Я думаю, мы все понимаем это, — сказал майор Гещенко, и в его голосе почувствовалось раздражение. — Аллергическая реакция.
Ей верят? Ларс был удивлен. Человек такой профессии? Или тут что–то, чего я не должен знать?
Нет, сэр, подумал он, вас не обманешь. Вы профессионал. Даже я могу отличить случайность от преднамеренности. А это действительно случилось.
Она сделала попытку, а потом испугалась, потому что это могло стать и ее концом. Должно быть, она поняла, когда увидела реальное действие наркотика, всю силу соматической реакции. Она просто еще маленькая и не могла всего предвидеть, думал Ларс.
Но почему, спросил он себя? Страх, что я займу ее место? Или страх совершенно иного рода?
Гораздо более рациональный страх.
Обращаясь к Лиле, Ларс произнес:
— Это оружие…
— Да, — она яростно кивнула.
— Вы думали, что это придет, — сказал он. — С нашей помощью, как они и надеялись.
— Это было бы слишком, — ответила она.
Он понял.
— Раньше, езде до Протоколов… Когда еще не было сделки. Не было надувательств. Когда все было настоящим…
— Это возвращалось, — зашептала Лиля как в бреду. — Я почувствовала, как только увидела вас. Вместе мы сделаем это, и это будет, и никто не сможет это изменить. Мы в нашем расширенном сознании, куда нет им доступа, даже с помощью мескалино–псилоцибино–псилоцибо–мексикана–строфария кубенсис–д–лусергической кислоты диэтиламида. Всего вместе. Они не могут следить за нами. И они знают это.
Зло, громко, почти срываясь на крик, майор Гещенко сказал ей: