- А кто ж не хочет? – пожал плечами Такао. – Мне камера новая нужна, и к велику причиндалов, и…
- Сколько вы получаете за свою работу в редакции? – уточнил Акаши, в очередной раз прервав поток мысли.
- Ну, от фотосессии к фотосессии по-разному, но на круг выходит около ста тысяч йен в месяц, – подняв глаза к потолку.
- Я предлагаю вам три миллиона, – проговорил Акаши, и Такао мгновенно поперхнулся воздухом, закашлявшись. – Я предлагаю вам три миллиона за то, что вы поможете профессору Мидориме испытать одно изобретение.
- Ээээ… – протянул Такао, взглянув на Мидориму. – Побыть подопытным кроликом за три миллиона йен?
- Это неопасно, разумеется, – вступил Шинтаро, нервно поправив очки, – не опаснее чем летать на самолёте.
- А что надо будет делать? – уточнил Такао. – Агрегат какой-то на себе испытывать?
- Условия контракта не предполагают, что вы будете задавать дополнительные вопросы, – уточнил Акаши. – Вы просто будете выполнять то, о чём будет просить вас профессор Мидорима, в течение месяца, то есть до двадцать первого ноября этого года. Будете его безукоризненно слушаться. И всё. И получите за это три миллиона.
«Я просто делаю то, что мне велят. Меня вызывают, говорят, куда я должен отправиться и что сделать. И никогда не снисходят до объяснений», – вновь вспомнил Мидорима и сжал кулаки, вновь отвернувшись к окну, чтобы не видеть раздумий Такао. Пальцы дрожали. Шинтаро одновременно и ждал, и боялся, что он откажется. И про себя просил, просил, чтобы…
- Наверное, это будет интересно, – серьёзно проговорил Такао. – Шин-чан, вы ведь не будете меня ни о каких гадостях и непристойностях просить, правда? – мгновенно улыбнулся он, посмотрев на Мидориму.
- Нет, разумеется, – вспыхнул Мидорима, отвернувшись. – Это научный эксперимент.
- А жаль, – хихикнул Такао. – Ну, давайте, Сей… Акаши-сан, где подписать?
***
Они спускались вместе в лифте и молчали. Такао продолжал озираться, суетился, переминался с ноги на ногу, несколько раз скорчил себе рожу в зеркале, украдкой бросал заинтересованные взгляды на Шинтаро. Мидорима стоял молча и за всё время только один раз поправил очки. Двери лифта открылись, выпустив их в просторный холл, и, пройдя сквозь стеклянные двери, они оказались на улице. Октябрьский вечер был уже довольно прохладным – Шинтаро застегнул плащ.
- Ну, мне куда завтра, Шин-чан? – спросил Такао. – Домой к вам с самого утра?
- В клинику, разумеется, – произнёс Шинтаро, стараясь на него не смотреть. – Проверьте здоровье, сдайте анализы. С результатами ко мне.
- Вон оно как! На венерические болезни тоже проверяться? – иронично спросил Такао, за что получил совершенно искренний уничтожающий взгляд. – Шучу, – хихикнул он.
- До свидания, Такао, – поспешил попрощаться Шинтаро.
- Пока-пока, Шин-чан, – Такао помахал рукой.
Шинтаро развернулся и пошёл по направлению к метро, но через несколько мгновений его окликнули. Такао подъехал к нему на видавшем виды велосипеде, к которому была привязана странного вида тележка с фотоаппаратурой.
- Я забыл фотографии вам отдать, Шин-чан. – Такао порылся в сумке и вытащил пухлый коричневый пакет. – Надеюсь, что вам понравится. И ещё я хотел сказать… Я бы не согласился, если бы это были не вы, знаете?
- До завтра, Такао, – выдавил Шинтаро, чувствуя, что ещё немного – и он всё-таки не выдержит и сделает какую-нибудь глупость. Поцелует Такао, например.
Такао пожал плечами и, оседлав свою колымагу, уехал. А Шинтаро дрожащими пальцами распечатал пакет: больше двадцати его фотографий, удивительно живых и почти что движущихся. Сверху – слегка размытое изображение его покоившихся на подлокотнике кресла перебинтованных пальцев.
========== Глава 2.3. Первый прыжок ==========
Домработница как раз заканчивала еженедельную уборку в квартире, когда в дверь раздался звонок. Не нужно было долго думать, чтобы понять, кто пришёл: дурная привычка Такао терзать кнопку, «вызванивая» таким образом очередную мелодию, говорила сама за себя, разумеется. Домработница, в задумчивости возившая в это время пылесосом по полу в прихожей, удивлённо вскинула брови, посмотрев на показавшегося в дверях кабинета Шинтаро, и открыла дверь.
- Здрасьте! – послышался из-за двери голос Такао. – Я Такао Казунари. Можно просто Казу. А вы жена Шин-чана?
- Избави меня Ками-сама, – хохотнула домработница. – Я убираю в квартире.
- Понятно, – улыбнулся Такао, заходя внутрь и скидывая кроссовки. – А я кролик для опытов. В смысле, помощник Шин-чана в исследованиях, – быстро поправился он. – Привет, Шин-чан!
- Наука, я смотрю, шагнула вперёд, – домработница окинула его недоверчивым взглядом, выключила, наконец, пылесос и убрала его в стенной шкаф в прихожей. – Ну, я пошла. Купите в следующий раз ополаскиватель для белья, закончился, – напомнила она Мидориме, забрав у него деньги за уборку, быстро сунула их в сумку и вышла, захлопнув за собой дверь.
- Не слишком позитивная у вас домработница, Шин-чан, – заключил Такао, стянув оранжевую куртку и повесив её на крючок у входа.
- Зато она не лезет не в свои дела, разумеется, – ответил Шинтаро, переборов желание протянуть Такао руку для рукопожатия, соблюдая таким образом обещание, данное самому себе накануне.
Вчера, вернувшись домой, Шинтаро долго рассуждал о том, какую злую шутку сыграло с ним время и как быстро сжималась, словно у него на шее, временная петля. Шинтаро поднял свои записи почти двадцатипятилетней давности – сильно потрепанная тетрадь, содержание которой он так и не перенёс в компьютер. В ней он когда-то записал все встречи с Такао, которые он помнил: и случай на леднике, и в бассейне, когда Шинтаро чуть не утонул, потому что ногу свело судорогой, а дотащил его до бортика человек, подозрительно похожий на Такао, и все без исключения появления Такао в судьбоносном 1990, разумеется. По иронии судьбы все они произошли в промежуток с 21 октября по 21 ноября в разные годы. То есть, в течение месяца, обозначенного Акаши в договоре с Такао. И именно это обстоятельство лишний раз подтверждало, что именно Мидорима, и никто другой, отправлял Такао в прошлое.
Разработанная им машина времени имела на настоящий момент единственную недоработку, которую Мидориме пока никак не удавалось устранить. В пределах суток, то есть двадцати четырёх часов, она позволяла пользователю переместиться на любое количество часов или минут назад или вперёд, а вот на более длительных промежутках работала только в прошлое и только на счетное количество лет. То есть Шинтаро при всём желании не мог переместить Такао в, скажем, июль. Понять до конца, согласно какой закономерности эти, казалось бы, случайные события в прошлом, угрожавшие его жизни, укладывались в короткий промежуток в тридцать один день, Шинтаро так и не смог. Однако факты оставались фактами, разумеется. Он расположил все события в хронологическом порядке, составив своеобразный план экспериментов, которые им с Такао предстояло осуществить.
И где-то в районе четвертого прыжка, того самого, когда Такао вытянул его с проезжей части на перекрёстке, Шинтаро понял, что Такао всё узнает, разумеется. В смысле, он узнает про Шинтаро абсолютно всё. Про то, что он считал себя сумасшедшим, что он получил электрический ожог тогда, в лаборатории, что стоял на подоконнике и готов был прыгнуть, что он сам поцеловал Такао и записал это на кассету, которая до сих пор хранилась у него в столе и была единственной причиной, почему Шинтаро не выбрасывал старый VHS-проигрыватель. Такао увидит его таким, каким он был двадцать пять лет назад. Такао увидит его молодым и увлечённым физикой студентом. А возвращаться каждый раз будет к, что уж там, замороченному и привыкшему к распорядку сорокапятилетнему профессору с кафедры физики, помешанному на временной петле. Шинтаро привык относиться к себе со здоровой долей самокритики и понимал, что, несмотря на то что задатки социопатии проявлялись уже в старшей школе, но он теперешний может в глазах общительного, непосредственного и живого Такао сильно проиграть от сравнения, разумеется.