Разумеется, Шинтаро переоделся первым и ждал на улице перед домом, расчехляя своё оборудование. Разумеется, Такао копался дольше каких-либо разумных пределов, появился на пороге растрёпанный, в незастёгнутой оранжевой куртке, со всклокоченными волосами и растерянным взглядом.
- Шин-чан, случилось страшное, – проговорил он, заглянув в глаза Мидориме. – Я, кажется, потерял палку.
- Какую палку? – нахмурился Шинтаро.
- Горнолыжную, – пояснил тот. – Должно быть, я забыл её в поезде.
- Именно поэтому лыжное оборудование возят в чехлах, разумеется, – Мидорима нервно поправил очки.
- Да-да, я неорганизованный болван, знаю, – покивал Такао. – Только что же теперь делать? Без палки какое ж катание?
Мидорима молчал, замерев монументом. Он, конечно, знал, что надо было делать. Он ведь знал, что та самая палка Такао всё ещё пылится на чердаке среди старой «рухляди». Он ведь вернул её сюда несколько лет назад, после того как в очередной раз решил, что ничто больше не должно в его жизни напоминать про Такао. Вот только… Отмахнувшись от растерянного взгляда Такао, Шинтаро уверенным шагом поднялся на чердак, безошибочно нашёл нужную коробку, выудил оттуда палку и снова спустился вниз.
- Ух ты! – восхитился Такао, разглядывая идеально подходившую к его единственной оставшейся палке пару. – Но когда вы успели её забрать? – Он внимательно посмотрел на Мидориму. – Мы ведь выходили из поезда вместе, и ничего кроме портфеля у вас не было. Я не видел, чтобы вы возвращались в поезд.
- Я не возвращался, разумеется, – проговорил Шинтаро в ответ.
- Но тогда откуда вы её взяли? – недоумённо уставился на него Такао.
- У нас мало времени, – Шинтаро поджал губы. – Я объясню после. Едем.
***
На обратном пути Такао был непривычно молчалив, и как ни странно, это раздражало Шинтаро не меньше, чем обычная болтливость и навязчивость. Мидорима чувствовал, что Такао что-то беспокоит, даже смутно догадывался, что именно, но совершенно не понимал, как начать разговор. И стоит ли его вообще начинать. Ведь это будет означать, что он сам перешёл ту грань, что рисовал столь тщательно – грань между деловыми и личными отношениями.
- Значит, это были вы, Шин-чан? Тот мальчик. И… она всё это время была у вас? – спросил, наконец Такао, вонзив цепкий взгляд в глаза Шинтаро. – Палка.
- Да, – кивнул тот, не решаясь сказать что-то ещё, боясь спровоцировать новый поток вопросов.
- Так уж и быть, я опущу подробности относительно того, что я не такой дурак, чтобы вас не узнать, и что вы выглядели в детстве именно так, как я говорил – милым, долговязым умником… – он было улыбнулся, но мгновенно вновь посерьезнел, – но я не понимаю, – Такао зажмурился и помотал головой. – Чтобы палка появилась у вас, я должен был её сперва потерять, верно? Но чтобы её потерять, мне пришлось сперва её же и одолжить у вас. То есть она… я запутался, честное слово. – Глаза Такао сверкнули в полутьме вагона. – Я не понимаю, что произошло раньше?
- Этот вопрос сродни вопросу «что появилось раньше, курица или яйцо», – проговорил Шинтаро. – А нашедший ответ на него может с уверенностью сказать, что разгадал загадку временной петли и победил время, разумеется.
- Но ведь когда-то она появилась? – горячился Такао. – Я имею в виду, что её сделали на заводе. – Шинтаро кивнул. – Когда?
- Мне удалось установить, что она сделана из углепластика, значит она не могла быть произведена раньше 1990 года.
- Значит, она всё-таки скорее из прошлого, чем из будущего? – уточнил Такао.
- Из прошлого относительно сегодняшнего дня. Из будущего относительно происшествия на леднике, – пояснил Мидорима. Такао немного помолчал, затем снова вскинул взгляд.
- Но как же получается? Я купил две палки, потом забыл одну в поезде, вы мне дали точно такую же. Выходит, что в какой-то момент их было две в одном и том же времени. Нет, три: две моих и одна ваша. А потом я потерял её в прошлом, и теперь их снова здесь две, и ещё одна там.
- В момент покупки их было три, разумеется, – поправил Шинтаро. – Моя палка так и лежала на чердаке. Она лежала там тридцать семь лет.
- Но… – Такао застыл с открытым ртом и возбуждённым взглядом. – Постойте. Значит, вы знали, что я потеряю палку. Вы поэтому не стали говорить мне, откуда вы её взяли до того, как… – Его глаза расширились, во взгляде мелькнула догадка. – Выходит, и про меня вы тоже знали! Вы знали, что там должен быть я?
- Такао, – Шинтаро терпеливо прикрыл глаза, чувствуя, однако, как дрожат пальцы от страха, что сейчас всё раскроется. – Пространственно-временной континуум – не та теория, которую можно освоить за несколько минут в поезде, разумеется. Со временем…
- Нет, я должен знать! – решительно перебил Такао. – Вы помнили? Вы же меня узнали тогда, во время интервью? Вы знали, Шин-чан?
Мидорима молчал какое-то время, глядя в ясные серые глаза, наполненные азартом заядлого игрока, страхом естествоиспытателя, возбуждением первооткрывателя, настойчивостью следователя и ещё чёрт знает чем. Молчал и понимал, что соврать не сможет, только не Такао. Потому что Такао почувствует фальшь, увидит неправду. Кроме того, Шинтаро попросту не хотел ему врать.
- Вы знали? – с нажимом повторил вопрос Такао.
И поскольку соврать Шинтаро не мог, он избрал спасительную тактику бегства. Он резко поднялся и, поспешно схватив портфель, направился к выходу, потому что приятный женский голос объявил, что поезд прибыл на конечную станцию в Токио. Такао не стал его догонять. Однако Шинтаро почему-то был уверен, что ответа на этот вопрос Такао рано или поздно добьется.
========== Глава 2.5. Перекресток ==========
Шинтаро знал перекрёсток перед угловым выходом Шинобазу JR-станции Уэно, как свои пять пальцев: справа от выхода – торговый центр, слева – дополнительный вход в метро на линию Хибия, прямо – узловое пересечение нескольких улиц, которые так или иначе приведут в парк Уэно, за которым находился Тодай. Шинтаро всегда переходил улицу сразу наискосок, чтобы максимально сократить время. Он так же переходил и в тот раз, когда этот перекрёсток стал переломным в его судьбе.
Сегодня на перекрестке было немного людей – был разгар рабочего дня, и мало кто мог позволить себе роскошь прогуляться в парке в такое время, поэтому на станцию и обратно спешили только отпускники с детьми, направлявшиеся в зоопарк, студенты, школьники да туристы, в нерешительности застывавшие с картой у выхода со станции. Пока Шинтаро изучал предполагаемое место эксперимента, периодически поглядывая на часы, чтобы не пропустить нужный момент, Такао слонялся туда-сюда возле выхода, купил совершенно ненужную бутылочку горячего кофе в автомате, из которой выпил только половину и теперь не знал, куда её деть, гостеприимно улыбаясь, помог голландской семейной паре сориентироваться и найти отель, бессовестно подмигивал проходившим мимо старшим школьницам и в принципе вытворял чёрт знает что. Как и всегда, разумеется.
Шинтаро нервничал: сегодняшний прыжок, как, впрочем, и все последующие, будет непосредственно связан с общением Такао и им, Мидоримой Шинтаро, образца девяностого года. И эти прыжки не только не снимут вопросов Такао, которые тот задавал с завидной периодичностью и потрясающей настырностью, но и добавят, вероятно, ещё несколько в копилку. Хотя, чего греха таить, все выяснения Такао, все его уловки, все хитрости, на которые он шёл, чтобы выпытать правду, в конечном итоге сводились только к одному концептуальному вопросу – помнил ли его Шинтаро. С каждым разом положительный ответ становился всё более очевидным, однако сил признаться Шинтаро в себе по-прежнему не находил. К чести Такао надо было сказать, что он испробовал не один и не два способа вывести его на чистую воду. Один изощрённее другого, разумеется, однако Шинтаро всякий раз выручала его врождённая осторожность, внимательность и свято соблюдаемое правило “иногда лучше молчать, чем говорить”.