– Я – Даалкин, – промолвил последний. – Это одновременно и имя, и должность. Кажется, малышка вам уже кое-что объяснила. Не знаю, хорошо ли она поступила. Она приняла решение, самостоятельно, исходя из вашего положения. Можете задать мне любые вопросы, но полагаю, что вы лучше разберетесь в нашей жизни, посмотрев на нее со стороны. Я знаю, что вас мучит любопытство.
Он помолчал и с легкой иронией добавил:
– Здесь никто ничего не скрывает. Но не все можно понять сразу.
– Вы выглядите удивительно спокойным и счастливым, – неожиданно для себя сказал Йоргенсен.
Он провел ладонью по черепу и почувствовал, что волосы немного отросли. Он вдруг позавидовал густой черной шевелюре Даалкина. Обычай брить голову показался ему абсурдным.
– У нас есть свои проблемы, – ответил Даалкин. – Но это настоящие проблемы.
Йоргенсен прикусил губу и отбросил одеяло.
– Я могу встать?!
Это был и вопрос и утверждение.
– Если хотите.
Йоргенсен сел и осторожно опустил ноги на пол. Затем встал. Он чувствовал себя бодрее, чем ожидал. Обойдя комнату, он выглянул в узенькое окошко, увидел тропинку, которая исчезала среди громадных стволов, и только тут сообразил, что на нем ничего нет.
– Мне хотелось бы одеться, – начал он и понял, что его смущение в глазах Анемы и Даалкина выглядело смешным.
Анема достала из шкафчика тунику и обувь. Йоргенсен оделся с ее помощью. Даалкин тем временем поставил на стол несколько мисок. Йоргенсен подкрепился и утолил жажду.
– Вы позволите задать вам один вопрос? – после некоторого колебания начал он. – Надеюсь, он не покажется вам оскорбительным. Анема несколько раз называла вас третьим отцом. Меня интересует смысл этого выражения. Биологически…
Даалкин расхохотался. Анема тоже рассмеялась. Йоргенсен вежливо улыбнулся, ничего не понимая.
– Наше общество несколько необычно, – наконец заговорил Даалкин, – во всяком случае, по сравнению с вашим, о котором у меня сложилось некоторое впечатление. Естественно, я могу ошибаться. Но ваше общество несет на себе глубокий отпечаток древних времен. В нем переплелись черты индивидуализма и рабства – наследие ваших предков-охотников. Ваша цивилизация частично решила этот внутренний конфликт путем специализации. Но такое решение ошибочно и чревато опасностью взрыва.
Йоргенсен поднял глаза от стола. Даалкин говорил о Федерации без всякого почтения, хотя был всего-навсего туземцем с неприметной планеты, которую флот Федерации в мгновение ока мог превратить в горстку пепла. Он сравнивал Федерацию с громадным муравейником. Его слова были жестоки, но диагноз точен. Несколькими фразами он сумел выразить давние сомнения Йоргенсена.
– Каждый индивидуум ревностно относится к своей свободе, – продолжал Даалкин, – а единство может быть обеспечено лишь силами взаимного притяжения. Один индивидуум проявляет враждебное отношение к другому. Стену этой враждебности очень трудно преодолеть, потому-то и трудно установить контакт с другим индивидуумом. Все это отражается на взаимоотношениях.
Он склонился над Йоргенсеном, и тот прочел в глазах Даалкина сострадание.
– Вам кажется, что вся Вселенная завидует вашему могуществу. А мы вас жалеем. Вы – народ одиночек. Логическое следствие – ваша теоретическая моногамия, а на практике – полигамное общество. Я мог бы сказать, что мы придерживаемся противоположного взгляда на семейную жизнь, но боюсь, вы неправильно меня поймете.
Он немного помолчал, задумчиво глядя в одну точку. Его пальцы постукивали по столешнице. Йоргенсен впервые подметил некоторую нервозность собеседника. Анема, подперев подбородок ладонями, переводила взгляд с одного на другого.
– Эмоциональный мир человеческого существа, – продолжил Даалкин, – отличается невероятной сложностью. На всем протяжении жизни оно теснейшим образом связано с теми, кто его окружает. Оно может в полной мере проявить себя только благодаря окружению. Естественно, человек не способен наладить равные эмоциональные отношения со множеством людей. Но нескольких из них он может любить почти в равной степени. В этом случае он внутренне обогащается больше, чем если связан лишь с одним лицом. Одновременно он способствует обогащению тех, с кем общается.
Даалкин старался говорить так, чтобы не шокировать собеседника, и Йоргенсену казалось, что сам он превратился в малого ребенка, которого осторожно знакомят с тайнами жизни.
– Наши семьи – сложные и подвижные комплексы. Обычно они состоят из шести-семи человек. Существует разветвленная сеть связей между мужчинами и женщинами, родителями и детьми. Выражаясь вашим языком, я имею нескольких жен, но впрочем, и каждая женщина имеет нескольких мужей. Наши семьи не являются замкнутыми системами. Каждый свободен покинуть ее и войти в другую семью, если контакт с ее членами больше устраивает этого человека. Кроме того, благодаря переходам людей из одной семьи в другую между семьями существуют теснейшие эмоциональные узы. И в это же время каждая семья очень стабильна и куда прочней ваших семейных пар. Надеюсь, вам понятна моя мысль.
– Не совсем, – кивнул Йоргенсен. Он подумал, что сеть тропок, которую он видел с вершины обрыва, отражала это тонкое равновесие между «семьями», их многочисленные, стабильные и одновременно изменчивые связи. Общество далаамцев покоилось на доброжелательности и любви. Древняя мечта человечества.