Выбрать главу
В довершение всех бед по этой беспокойной реке слишком опасно было идти в потемках и пришлось ограничиться шестью часами дневного сумрака. Every moment was precious, and they strove never to lose one. Дорога была каждая минута, и путники пуще всего берегли время. Thus, before the first hint of the coming of gray day, camp was broken, sled loaded, dogs harnessed, and the two men crouched waiting over the fire. Задолго до тусклого рассвета они подымались, завтракали, нагружали нарты и впрягали собак, а потом дожидались первых проблесков дня, сидя на корточках перед гаснущим костром. Nor did they make the midday halt to eat. Теперь они уже не останавливались в полдень, чтобы поесть. As it was, they were running far behind their schedule, each day eating into the margin they had run up. Они сильно отстали от своего расписания, и каждый новый день пути поглощал сбереженный ими запас времени. There were days when they made fifteen miles, and days when they made a dozen. Бывали дни, когда они покрывали всего пятнадцать миль, а то и вовсе двенадцать. And there was one bad stretch where in two days they covered nine miles, being compelled to turn their backs three times on the river and to portage sled and outfit over the mountains. А однажды случилось так, что они за два дня едва сделали девять миль, потому что им пришлось три раза сворачивать с русла реки и перетаскивать нарты и поклажу через горы. At last they cleared the dread Fifty Mile River and came out on Lake Le Barge. Наконец они покинули грозную реку Пятидесятой Мили и вышли к озеру Ле-Барж. Here was no open water nor jammed ice. Здесь не было ни открытой воды, ни торосов.
For thirty miles or more the snow lay level as a table; withal it lay three feet deep and was soft as flour. На тридцать с лишним миль ровно, словно скатерть, лежал снег вышиной в три фута, мягкий и сыпучий, как мука. Three miles an hour was the best they could make, but Daylight celebrated the passing of the Fifty Mile by traveling late. Больше трех миль в час им не удавалось пройти, но Харниш на радостях, что Пятидесятая Миля осталась позади, шел в тот день до позднего вечера. At eleven in the morning they emerged at the foot of the lake. At three in the afternoon, as the Arctic night closed down, he caught his first sight of the head of the lake, and with the first stars took his bearings. At eight in the evening they left the lake behind and entered the mouth of the Lewes River. Озера они достигли в одиннадцать утра; в три часа пополудни, когда начал сгущаться мрак полярной ночи, они завидели противоположный берег; зажглись первые звезды, и Харниш определил по ним направление; к восьми часам вечера, миновав озеро, они вошли в устье реки Льюис. Here a halt of half an hour was made, while chunks of frozen boiled beans were thawed and the dogs were given an extra ration of fish. Здесь они остановились на полчаса - ровно на столько, сколько понадобилось, чтобы разогреть мерзлые бобы и бросить собакам добавочную порцию рыбы. Then they pulled on up the river till one in the morning, when they made their regular camp. Потом они пошли дальше по реке и только в час ночи сделали привал и улеглись спать.
They had hit the trail sixteen hours on end that day, the dogs had come in too tired to fight among themselves or even snarl, and Kama had perceptibly limped the last several miles; yet Daylight was on trail next morning at six o'clock. Шестнадцать часов подряд шли они по тропе в тот день; обессиленные собаки не грызлись между собой и даже не рычали, Кама заметно хромал последние мили пути, но Харниш в шесть утра уже снова был на тропе.
By eleven he was at the foot of White Horse, and that night saw him camped beyond the Box Canon, the last bad river-stretch behind him, the string of lakes before him. К одиннадцати они достигли порогов Белой Лошади, а вечером расположились на ночлег уже за Ящичным ущельем; теперь все трудные речные переходы были позади, - впереди их ждала цепочка озер.
There was no let up in his pace. Харниш и не думал сбавлять скорость.
Twelve hours a day, six in the twilight, and six in the dark, they toiled on the trail. Двенадцать часов - шесть в сумерках, шесть в потемках - надрывались они на тропе.
Three hours were consumed in cooking, repairing harnesses, and making and breaking camp, and the remaining nine hours dogs and men slept as if dead. Три часа уходило на стряпню, починку упряжи, на то, чтобы стать лагерем и сняться с лагеря; оставшиеся девять часов собаки и люди спали мертвым сном.
The iron strength of Kama broke. Могучие силы Камы не выдержали.
Day by day the terrific toil sapped him. Изо дня в день нечеловеческое напряжение подтачивало их.
Day by day he consumed more of his reserves of strength. Изо дня в день истощался их запас.
He became slower of movement, the resiliency went out of his muscles, and his limp became permanent. Мышцы его потеряли упругость, он двигался медленней, сильно прихрамывая.
Yet he labored stoically on, never shirking, never grunting a hint of complaint. Но он не сдавался, стоически продолжал путь, не увиливая от дела, без единой жалобы.