| True, it was not altogether blind, for he applied wit and skill and strength; but behind it all was the everlasting Luck, the thing that at times turned on its votaries and crushed the wise while it blessed the fools-Luck, the thing all men sought and dreamed to conquer. |
Правда, он не полностью уповал на слепое счастье, он помогал ему, пуская в ход и свой ум, и ловкость, и силу; но превыше всего он все-таки чтил всемогущее Счастье - своенравное божество, что так часто обращается против своих самых горячих поклонников, поражает мудрых и благодетельствует глупцам, - Счастье, которого от века ищут люди, мечтая подчинить его своей воле. |
| Deep in his life-processes Life itself sang the siren song of its own majesty, ever a-whisper and urgent, counseling him that he could achieve more than other men, win out where they failed, ride to success where they perished. |
В глубине его сознания неумолчно звучал искушающий голос самой жизни, настойчиво твердившей ему о своем могуществе, о том, что он может достигнуть большего, нежели другие, что ему суждено победить там, где они терпят поражение, преуспеть там, где их ждет гибель. |
| It was the urge of Life healthy and strong, unaware of frailty and decay, drunken with sublime complacence, ego-mad, enchanted by its own mighty optimism. |
То была самовлюбленная жизнь, гордая избытком здоровья и сил, отрицающая бренность и тление, опьяненная святой верой в себя, зачарованная своей дерзновенной мечтой. |
| And ever in vaguest whisperings and clearest trumpet-calls came the message that sometime, somewhere, somehow, he would run Luck down, make himself the master of Luck, and tie it and brand it as his own. |
И неотступно, то неясным шепотом, то внятно и отчетливо, как звук трубы, этот голос внушал ему, что где-то, когда-то, как-то он настигнет Счастье, овладеет им, подчинит своей воле, наложит на него свою печать. |
| When he played poker, the whisper was of four aces and royal flushes. When he prospected, it was of gold in the grass-roots, gold on bed-rock, and gold all the way down. |
Когда он играл в покер, голос сулил ему наивысшую карту; когда шел на разведку - золото под поверхностью или золото в недрах, но золото непременно. |
| At the sharpest hazards of trail and river and famine, the message was that other men might die, but that he would pull through triumphant. |
В самых страшных злоключениях - на льду, на воде, под угрозой голодной смерти - он чувствовал, что погибнуть могут только другие, а он восторжествует надо всем. |
| It was the old, old lie of Life fooling itself, believing itself-immortal and indestructible, bound to achieve over other lives and win to its heart's desire. |
Это была все та же извечная ложь, которой Жизнь обольщает самое себя, ибо верит в свое бессмертие и неуязвимость, в свое превосходство над другими жизнями, в свое неоспоримое право на победу. |
| And so, reversing at times, Daylight waltzed off his dizziness and led the way to the bar. |
Харниш сделал несколько туров вальса, меняя направление, и, когда перестала кружиться голова, повел зрителей к стойке. |
| But a united protest went up. |
Но этому все единодушно воспротивились. |
| His theory that the winner paid was no longer to be tolerated. |
Никто больше не желал признавать его правило -"платит победитель!" |
| It was contrary to custom and common sense, and while it emphasized good-fellowship, nevertheless, in the name of good-fellowship it must cease. |
Это наперекор и обычаям и здравому смыслу, и хотя свидетельствует о дружеских чувствах, но как раз во имя дружбы пора прекратить такое расточительство. |
| The drinks were rightfully on Ben Davis, and Ben Davis must buy them. |
По всей справедливости выпивку должен ставить Бен Дэвис, так вот пусть и поставит. |
| Furthermore, all drinks and general treats that Daylight was guilty of ought to be paid by the house, for Daylight brought much custom to it whenever he made a night. |
Мало того, - все, что заказывает Харниш, должно бы оплачивать заведение, потому что, когда он кутит, салун торгует на славу. |
| Bettles was the spokesman, and his argument, tersely and offensively vernacular, was unanimously applauded. |
Все эти доводы весьма образно и, не стесняясь в выражениях, изложил Беттлз, за что и был награжден бурными аплодисментами. |
| Daylight grinned, stepped aside to the roulette-table, and bought a stack of yellow chips. |
Харниш засмеялся, подошел к рулетке и купил стопку желтых фишек. |
| At the end of ten minutes he weighed in at the scales, and two thousand dollars in gold-dust was poured into his own and an extra sack. |
Десять минут спустя он уже стоял перед весами, и весовщик насыпал в его мешок золотого песку на две тысячи долларов, а что не поместилось - в другой. |