— Марк, она просто рассталась с тобой. Она еще не собирается выходить замуж и растить малюток от нелюбимого мужчины, — заметила я. — А ты уже нарисовал перед ней мрачные картины будущего. Так вот, чтоб ты знал, оно по-прежнему туманно для каждого из нас.
— Я ничего не знаю про будущее, — откликнулся Марк. — Но я прекрасно вижу, что это не Мика принимает сейчас свои великие решения. Сгоряча она ничего и никогда не решит верно. Эту — что сейчас стонет, ноет и что-то задумывает разрушить в самой себе — я не знаю. Вот и все. И давай не будем больше о Мике!
— Давай, — помолчав, ответила я. Два барана. Два упертых барана! Я взглянула на часы: — Боже мой, я уже половину репетиции пропустила!
— Ладно, созвонимся. Кстати, знаешь, что?
— Да?
— Нет, потом, сейчас некогда и ничего еще не ясно…
— Но это хорошее?
— Да. Очень, если получится.
В голосе Марка было как-то мало энтузиазма.
Я побежала на репетицию, но танцевать нормально уже не могла. Я все думала… не знаю, наверно, это было обычной моей фантазией, но я все думала о той девчонке в длинном платье с цветной лентой хиппи в длинных светлых волосах, которая подсела к нам с Китом в столовой, так смешно сморщив нос, прежде чем спросить: «Ребят, вам арбитр не нужен? А то я могу!».
Я помнила заразительный переливчатый смех этой девчонки, вздорную способность громко отстаивать свое мнение, писать втихомолку рассказы и смущенно протягивать их, повторяя: «Это, конечно, бред, но так, почитай на скучной лекции, вспомни старушку Мику добрым словом!»
У той Мики не было этой холодности в глазах, четкой решимости во всем, даже в ошибках; той Мике не нужна была веселая шутка, чтобы рассмеяться; та Мика не забирала волосы в скучный утянутый хвост; та Мика не ходила в черном. Та Мика вообще была не этой.
Если это взросление, то лучше я навсегда останусь ребенком. Наивным глупым мечтателем. Это вообще бесценок за возможность не превратиться в такую….
У входа в «Академию танца» стояла знакомая машина. Знакомая фигура прислонялась к капоту, сложив руки на груди. На лице было знакомое выражение — ироничное, на глубине серых глаз плескалось что-то новое и странное.
— Какой приятный сюрприз, Ваше Высочество.
— Хм, сомневаюсь, что он приятный, — заметил он, открывая передо мной дверцу. — Садись.
— Что-то случилось? — спокойно спросила я, а сердце мое стучало, как ненормальное.
— Нет. Но есть разговор, — ответил он, садясь за руль.
— Да?
— Я был сегодня на собеседовании, — заявил Артем, выезжая на шоссе.
— И… как?
— Они берут меня на испытательный срок. Через неделю — когда будут улажены все формальности — я полечу в Прагу. Давай… просто постоим, — внезапно заметил он, съезжая к обочине. Из бардачка он достал сигареты и закурил. За все время знакомства с ним я видела его курящим всего второй раз и потому забеспокоилась по-настоящему.
— Артем, в чем дело?
Он искоса взглянул на меня, открыл окно и стряхнул пепел.
— На собеседовании мне сказали, что если я вработаюсь, то со временем, быть может, уже через полгода меня отправят жить в другую страну. Сделают специальным корреспондентом с условием поселения в той стране, чьи основные события я буду освещать.
Я глубоко вздохнула и отвернулась к окну. Этого я и боялась с самого начала.
— И… что? — выдохнула я, собравшись. — это же здорово!
Я боялась поднять на него взгляд.
Он помолчал, глядя в свое окно, и быстро посмотрел на меня.
— Варь, я думаю, нам надо расстаться.
Как легко он это произнес, одним жестом стряхивая пепел в окно!
— Что?
Он будто не замечал, ему нужно было поскорее все выложить и смыться на свою новую работу! Меня как будто ударили.
— Знаешь, наверно, нам лучше будет остановить все сейчас, пока не стало слишком поздно, — глядя в сторону, сказал Артем. — Я буду работать, постоянно мотаться из страны в страну. Я редко буду появляться здесь. И ненадолго. Ты в Питере, у тебя здесь своя жизнь. Зачем тебе постоянно ждать парня, который приезжает домой на два дня? Так что лучше…