К его приезду я что-то готовила — нельзя сказать, чтобы всегда удачно, но это уже стало своеобразной традицией. Он уезжал на 2–3 недели. Каждый раз по-разному. Время сузилось до этих несчастных двух-трех недель ожидания, а дни его пребывания в Питере становились глотками свежего воздуха. Как будто неделями сидишь в комнате без окон, а потом тебя выводят на свет и ты робко, не успевая привыкнуть, ловишь эти солнечные лучи лицом, улыбкой, руками.
Приезжал он, как правило, под утро. В такие ночи я обычно не могла уснуть и ездила встречать его в аэропорт, хотя он не раз уговаривал меня не мотаться по городу ночью. Я не слушала. И что было делать, если все равно не можешь уснуть?..
Садилась в его машину с расчетом, что на обратном пути он сядет за руль, и гнала но пустынным (отчасти) дорогам.
И не было и не могло быть ничего лучше этих встреч. Он уговаривал, ожидая, что я не буду встречать его, но каждый раз, появляясь в поле зрения, оглядывался по сторонам. Просто на всякий случай. И тут видел меня. И улыбался. И едва не швырял свою сумку, уставший, одичавший, с обросшей щетиной. И утыкался носом в шею, и обнимал, и отрывал от пола, так что кости едва не трещали.
И говорил:
— Варька, люблю тебя…
— Тебя ужасно долго не было, Стрелин, — чувствуя себя безродным щенком, повторяла я. — Как смел ты так долго не являться?
— А ты, что ты делала тут без меня?
— Я?
Дел было много. Университет и приближающаяся сессия, помощь Никите с переездом (узнав, что остается один, он решил найти себе вариант попроще), дополнительный заработок в виде дизайна сайтов, с неизвестно откуда берущимися клиентами, работа в газете, куда я недавно написала парочку рецензий, которые Надежда Михайловна с некоторым удивлением приняла, повторяя, что «взяла на работу сплошной сюрприз», фотографии по вечерам, посещение несравненной Софьи Львовны и «Академия танцев». С «Академией» я, кстати сказать, к июню завязала. Преподавали там базовые навыки, а их я освоила давно. И, подумав, решила после сессии нанять преподавателя, который будет давать индивидуальные. Остальное время — для самостоятельных занятий. Мне просто необходим был преподаватель, чтобы заручиться поддержкой для того, что я собиралась сделать.
В начале июня, сдав сессию досрочно, неожиданно уехала на все лето Мика.
Она пришла ко мне попрощаться накануне. Быстро обошла квартирку, осмотрела стены, поулыбалась фотографиям и протянула задумчиво:
— Это хорошо, что вы вместе.
Мы сидели на моем любимом широком подоконнике, любовались заходящими лучами солнца в воде канала. Задумчиво потягивали вино, больше молчали.
— Так что это все-таки за место, куда вы едете? — решила добиться ответа я. До этого Мика говорила все неопределенно, больше уходя от ответа.
— Ох, я не вдавалась в подробности, куда-то на Черное море. Краснодарский район. И то, мы там на полмесяца. Потом еще куда-то отправимся. — И добавила, поймав мой удивленный взгляд: — С Вадимом, его геологами.
Вадимом звали того парня — сына знакомого Микиного отца, которого он все прочил ей в будущие мужья.
— Так вы все-таки, вы… встречаетесь? — запнувшись, проговорила я.
— Нет, мы просто друзья. Стараемся быть. Он забавный. Пригласил с собой. Мне сейчас только этого и хочется, если честно.
Она потянулась и засобиралась домой.
— Мика, — остановила я ее на пороге. — Скажи, ты как? У тебя все хорошо, ты счастлива?
— У меня все хорошо, — кивнула она. — А по поводу счастья… Знаешь, я теперь не очень-то ищу его. Я не понимаю, что это такое. За чем нам всем предлагается гнаться?.. Оно не очень-то стоит этого. А все потому, что я поняла кое-что: детство — это время, когда за счастье не надо расплачиваться. Поэтому счастье было у нас на каждом шагу, сочилось со всех сторон. Но я выросла… И больше нет смысла по этому поводу напрягаться. Не хочу.
— Ну, давай, — она легко улыбнулась, махнула рукой и скрылась.
И дверь закрылась за ней. И будто отголосок той Мики остановился на мгновение на пороге, взметнув светлыми волосами. Он не помчался за его нынешней обладательницей. Остался со мной.
VII
— Так что вы там говорили про Воронеж? — прогремел вопрос.
Я заправила за ухо выпавшую прядь волос и перестала обмахиваться рукой, заглядывая в глаза спрашивавшему — худощавому мужчине лет тридцати со змеиной усмешкой на губах. Он сидел с видом человека, который прекрасно знает, какую роль надо играть в этом зале, обставленном зеркалами. Даже в вопросе его чувствовалось это пренебрежение к тем, кто пришел на кастинг. За последний месяц я перевидала таких, как он, достаточно. Виктор Викторович Кригер.