— Вадима.
— Неважно, — он торопливо одевался. — Где мой свитер?
— Марк, не надо. — Тихо сказала Мика, садясь в кресло.
— Что?
— Я рассталась с Вадимом.
Он остановился, так и не натянув свитер.
— И ты… тебе грустно от этого? Плохо?
— Марк, нет. И ты это прекрасно знаешь! — она даже рассердилась от того, что он заподозрил ее в каких-то чувствах к Вадиму.
Он развернулся к ней.
— Я знаю?! Я весь год пытаюсь поговорить с тобой нормально! Но мы… мы только ссоримся друг с другом и доводим до бешенства! Я не могу вырваться к тебе, потому что ты чуть ли не умоляешь меня не делать этого, потом звонишь и заявляешь о своем новом ухажере, потом уезжаешь с ним назло мне на какие-то раскопки! И что мне было делать? Попытаться тебя убедить? Приехать и убить твоего Вадима? Поговорить с отцом? Украсть тебя? А если ты изменилась? Если я… и все мои слова, действия выглядят лишь как жалкие попытки, и теперь я не нужен тебе? Если, сообщая о Вадиме, ты на самом деле говорила, что счастлива, что я… какое-то временное никому ненужное образование, существо, которым легко попользоваться и выкинуть?! Я, может быть, приехал лишь убедиться, что ты так счастлива, как пытаешься показать!.. Но ты ты та же Мика, и не пытайся меня уверить, что стала другой за этот год.
— Иди сюда, — неожиданно для себя сказала Мика и притянула его за рукав свитера к себе. Грозовский шагнул вперед и сел на корточки прямо перед ней.
— Да?
— Да, Марк. Ничего не изменилось, поверь мне. Но я… да. Я повзрослела.
— Это не взросление, Мика. Это какое-то… старение. Ты уже не веришь, что все возможно, понимаешь? — с сожалением протянул Марк. — Как раньше. Точнее, ты бы хотела верить, но боишься. И я читаю этот страх в твоих глазах. Это самое страшное — засомневаться в себе, особенно если раньше не сомневался. А сомнения — это не взросление. Уж точно.
— Нет.
— Да. И ты это прекрасно знаешь. Не сомневайся во мне — со мной все также. Я здесь, я приехал к тебе. Потому что ты мне нужна. И я готов спать под вашей дверью, но добиться у твоего отца разрешения… быть со мной.
— И как? Как ты это представляешь? Даже если он и даст такое разрешение, что это значит для тебя? У меня университет и у тебя…
— Университет, — насмешливо закончил Марк. Он почему-то был в превосходном настроении. — Это все можно решить, это не такая проблема! Можно ездить друг другу, видеться по несколько дней в месяц, было бы желание! Я заканчиваю в следующем году, я уже подрабатываю съемками в рекламе, хожу по кастингам…
Мика молчала. Смотрела на него и не могла сказать ни слова.
Как всего лишь один человек, с которым провел вместе всего лишь неделю, мог так запасть в душу? Один человек? Одна неделя? И целый год наизнанку.
— Назови мне хоть одну пару, которая выдерживала бы отношения на расстоянии?
— Варька и Артем. — Не раздумывая, заметил Марк.
Мика с сомнением посмотрела на него.
— Поверь мне, — протянул он. — У них-то все далеко не закончено…
Со своего места Мика сделала то, что давно нужно было сделать — поцеловала его. Он обхватил горячей рукой ее затылок, притягивая к себе. И лицо его, и волосы, и глаза, и губы — все это снова было близко, до странности близко, непозволительно близко.
Как один человек?..
Вот как.
Она прервала поцелуй и встала. Подошла к окну. За окном все было до странности обычно и совсем как и должно быть первого января.
Рыхлый снег с тучей из следов, остатки фейерверков и отсутствие людей на улице. Для первого января было непозволительно рано.
— Не обязательно чувствовать себя виноватой перед отцом всю жизнь, — заметил Марк тихо.
— Нет. И мне никогда не отблагодарить его за то, что он для меня сделал.
Он будет счастлив. Будет. Я это чувствую. Нет. Знаю.
Марк собрался с духом и задал тот единственный вопрос, на который ему хотелось бы получить ответ:
— Ты поедешь со мной в Москву, когда я поговорю с твоим отцом? Хотя бы на неделю.
«От ошибок, Мишка, родненькая, никто не застрахован. Ни царь, ни Бог! И все мы их совершаем в своей жизни, и немало. Но больше всего оберегайся ошибок в любви, потому что нет ничего хуже. Пройдет много лет и все успехи и неудачи — в работе, в учебе, в налоговой, с вредными работодателями, хамоватыми продавщицами и диктантом по русскому за третий класс — забудутся. Останутся только твои сказанные или утаенные слова, последняя встреча, последний звонок, последнее письмо — и все то, что еще хотелось бы переписать, пересказать, набрать не тот номер. Не тот и не так. И если это осталось с тобой, если только это ты и вспоминаешь, значит, дело твое труба. Ничего не исправишь. Уже никогда. Так что, Мишка, родненькая, прошу, не делай ошибок в любви».