Незадолго перед этим происходили стычки между летающими лодками, патрулировавшими западнее района морского боя. Гидропланы пытались обнаружить подлодки, но пока что безрезультатно: ни британских, ни русских лодок лётчики не заметили. Однако общий накал боевого дня сказался и на их экипажах. Гидропланы сходились в воздушных поединках в попытке расстрелять противника из пулемётов. И даже преуспели в этом. Так были сбиты два Дельфина с "Орлицы", гидроплан С-35, прилетевший с острова Медвежий и три Уолреса с "Арк Ройяла". А когда в воздушные бои ввязались более тяжеловооружённые разведчики "Макарова" и подошедшего "Смоленска", британские летающие лодки были вытеснены из зоны патрулирования Дельфинов. Разведчикам удалось сбить даже очень живучий Сандерленд, что прилетел из Шотландии, после чего авиация ПЛО с "Орлицы" и "Смоленска" смогла надёжно стеречь море от британских подлодок. Чего не скажешь о Уолресах, так и не обнаруживших всплывшую на перископную глубину лодку "Окунь", которая затем вновь погрузилась, спеша занять позицию для атаки.
В небе разгорелся воздушный бой с самого начала достигший высокого накала ожесточённости. Альбатросы сошлись с Си-Харрикейнами и закружили в смертельных каруселях, в которых сгорали отборные пилоты обеих сторон. Часть Альбатросов перехватила Суордфиши, врезаясь раз за разом в плотные построения торпедоносцев, огрызавшихся пулемётным огнём по всем направлениям. Горели и "лютики", и Альбатросы с "Орла", но и всё чаще падали в море сбитые Суордфиши и всё больше становилось разрывов в их плотных боевых построениях. Наконец, у некоторых английских пилотов начали сдавать нервы, одиночные торпедоносцы один за другим всё чаще покидали строй в попытке уйти от смертоносных очередей истребителей. И тогда такие одиночки становились лёгкой добычей.
До линкоров оставалось всего тринадцать миль, когда "лютикам" удалось сбить всех ведущих Суордфишей. И пока среди бипланов определялись новые лидеры, североморские перехватчики набросились на обезглавленные группы, внося в них сумятицу и хаос. Общий строй начал рассыпаться на мелкие группки. Повернули домой многие не сильно повреждённые бипланы, выбросив торпеды чтобы можно было удирать налегке. Остальные, самые стойкие, остались верны курсу, но продолжали нести нешуточные потери, огонь их бортстрелков не был столь эффективен как в начале боя.
Из всех Суордфишей первой волны к русским линкорам прорвались всего лишь четырнадцать. "Лютики" в этом бою потеряли девятерых сбитыми и ещё четверых повреждёнными, сумев при этом опустить в море двадцать один торпедоносец и вынудив шестерых драпать обратно на "Арк Ройял". Благодаря не только более лучшим лётным качествам Альбатросов, но и воспользовавшись численным преимуществом, пилоты-истребители "Орла" сбили половину Си-Харрикейнов, потеряв четверых и теперь, когда английские истребители уходили домой, готовились встретить вторую волну с "Аргуса".
…Корпус "Апраксина" вновь вздрогнул от залпа. В задымлённых отсеках между второй и третьей палубой гудели вентиляционные шахты, донося натужный вой укрытых бронёй вентиляторов. Закопчённые, заляпанные с ног до головы пожарной пеной матросы кое-как застыли в строю, повернув почерневшие от копоти лица с такими же почерневшими касками на головах в сторону ввалившегося в отсек боцманмата. Выглядел он куда чище, только лицо посерело и рукав заляпан чужой кровью. Седые усы и глубокие морщины на лбу, глаза же его, запавшие от усталости, смотрели на построившихся двадцатиоднолетних, призванных весной салаг словно с жалостью. По возрасту они ему в сыновья годились.
– Вольно! – рявкнул боцманмат, подойдя к строю.
Матросы слегка расслабились и, казалось, готовы попадать от усталости. Но нет, строй колыхнулся и снова застыл.
– Братва… – обратился унтер. – Нужны добровольцы наверх. Зенитчиков не хватает, англичане опять воздушный налёт устроили. Мне нужны отчаянные сорвиголовы… На верную смерть идём.
Из строя вышел один, не дождавшись команды унтера. И тут же ещё двое. Потом шагнул весь строй и у каждого в глазах боцманмат прочёл решимость.
– Значь так, братва… На первый-третий рассчитайсь!
И когда расчёт был закончен, унтер скомандовал:
– Третьи номера за мной! И не отставать, вашу в душу мать!
И они помчались по уцелевшим и исковерканным отсекам, сквозь завалы и залитый кровью металл, перепрыгивая через павших товарищей. Вперёд! Вперёд! Туда, где грохочут выстрелы, где воздух кипит от концентрата ненависти и смерти, где с неба падают снаряды и бомбы. Наверх! Чтобы сложить головы.
А наверху стелился дым и приходилось переступать через разорванные тела, унтер что есть мочи орал команды, но его слова часто глушили выстрелы зениток и главного калибра. Совсем недавно – только-только отразили атаку прорвавшихся торпедоносцев "Аргуса" и вот теперь из базы под Килем, что в оккупированном англичанами Шлезвиге, прилетели две эскадрильи Суордфишей. Торпед на их базе не оказалось и все восемнадцать бипланов намеревались накрыть линкоры бомбами. Почти ничего из этого матрос-первогодка Журавлёв не знал, он лишь видел как пикируют к кораблю вражеские самолёты, как тянутся к ним редкие трассеры и как вырос за бортом столб воды от промазавшей бомбы. И когда Журавлёв взлетел по ступеням к зенитной установке, корпус "Апраксина" завибрировал от ударов 406-мм снарядов. Грохнуло так, что матрос чуть не слетел обратно вниз, а где-то на том конце корабля ярко сверкнуло. Секунд пять спустя содрогнулась от залпа ближайшая башня, выплюнув из стволов длинные струи пламени. От удара уплотнённого воздуха Журавлёв в кровь рассадил колено о ступеньку. Боли не было, только холодок и помокрение в штанине. Разрывая нервы воем на излёте, тяжёлый снаряд врезался в среднюю трубу и, пробив тонюсенькое препятствие (взрыватель не сработал), прошил трубу насквозь и скрылся в воде.
– Живой?! – сверху показалась голова с безумными глазами и не менее безумной улыбкой. – Что разлёгся?! Руку давай!
И матрос взлетел на площадку, где звонко тукая, уже вновь стал бить по ушам 37-мм автомат. Остервенело крутя маховики вертикальной и горизонтальной наводки, на стульчаках сидело двое – тот самый матрос-зенитчик, что подал руку, и мичман.
– Косы! Косы давай! – рявкнул офицер, повернув оскаленное лицо к Журавлёву.
Матрос бросился к открытому ящику, что стоял подле оттащенных сюда от установки двоих убитых зенитчиков. Он схватил изогнутую дугой косу с жирными от смазки 37-мм снарядами и рванул к автомату.
– Вставляй! – мичман уже избавил зенитку от пустых кос и показал на приёмник. Затем гаркнул на соседа: – Не спи, Глотов! Не спи! Право-22!
Спаренные стволы начали разворот вправо, а офицер бешено закрутил маховик вертикальной наводки и тогда стволы пошли вверх. Только теперь Журавлёв разглядел, что левый бок офицера потемнел от крови, а из ушей виднелись засохшие кровавые потёки.
…13:08, бесстрастный хронометр в боевой рубке отсчитывал сорок шестую минуту. В русские линкоры так и не попала ни одна из торпед Суордфишей "Аргуса", но вот прилетевшие с континента бипланы смогли положить четыре 750-фунтовых бомбы в корабли дивизии Вышинина. Две попали на ютовую палубу "Ушакова", однако броня не поддалась, только чёрные пятна с выщерблинами остались. По одной схлопотали "Апраксин" и "Скобелев", но и они легко отделались, упавшая на "Скобелев" бомба даже не взорвалась и соскользнула за борт. Из восемнадцати бомбивших Суордфишей были сбиты пять.
Всех этих подробностей вице-адмирал Хортон конечно же не видел, он хладнокровно руководил боем и всем своим видом показывал подчинённым, что Гранд Флит ждёт сегодня неминуемая победа, не менее славная чем Трафальгар и гораздо более осязаемая, чем Ютландское сражение, в котором ни англичане, ни германцы не добились решительного успеха. И пусть его линкоры избиваемы русскими снарядами, Хортон верил в моральное превосходство моряков Альбиона, верил в силу Гранд Флита, не знавшего за всю свою историю ни одного разгрома.