Артиллерией русская армия в тридцатые годы была сильна как никогда. Авестьянов, как и всякий генерал интересующийся военной наукой, был достаточно знаком с трудами европейских теоретиков. Теорий о характере будущей континентальной войны (в неминуемости которой в Европе и за океаном никто не сомневался) было не мало. Итальянец Джулио Дуэ делал ставку на исключительную роль авиации и массированные ковровые бомбардировки, германец Гудериан уповал больше на панцеры, были и не столь известные доктрины, например, рисовавшие демонические картины тотальной химической войны. В генералитете русской армии верх взяла доктрина генерала Червлёнова, созданная им к концу первого года русско-китайской войны. В доктрине были изложены принципы сбалансированного применения в грядущей войне всех родов оружия. Вместе с тем, основной упор в огневой мощи частей, соединений и объединений делался на артиллерию.
Посылки к внедрению этой доктрины сложились в русско-китайскую, когда на втором году войны Главным Командованием было принято решение более не создавать новых артчастей, а изменить командно-звеньевую структуру артиллерии. В результате бог войны получил упразднённое в XIX веке ротное звено. Насыщение дополнительными орудиями артчастей сыграло немаловажную роль в разгроме поддерживаемой Англией и САСШ китайской армии. Тогда-то в 1931 году артиллерия и получила прозвание бога войны. Да и что говорить, когда отдельный артдивизион был сравним по численности стволов с полками некоторых европейских стран. Согласно действующим в русской артиллерии штатам от 1936 года, буксируемые и самоходные батареи имели два огневых взвода по два орудия и сводились в трёхбатарейную роту. Роты в свою очередь сводились в 36-орудийный дивизион. Полки имели трёхдивизионный состав. Штаты же отдельных дивизионов были усиленные – в огневых взводах по три орудия, численность стволов в дивизионах достигала 54-орудийного насыщения.
Серьёзную проверку русский бог войны прошёл в пылающем и по сию пору войной иберийском полуострове. Прошёл успешно и с честью. В Испании нашли подтверждение успешности сложившиеся в начале тридцатых годов и родились новые тактические приёмы применения артиллерии, особенно касательно тактической гибкости огневого манёвра. Пожалуй одну из главных ролей здесь играли профессиональный уровень командных кадров и обученность нижних чинов. Чтобы лётчик умел летать, он должен летать, моряк ходить по морям, бронеходчик не вылезать из полигонов. А артиллерист стрелять. И русская артиллерия стреляет. Стрельбы ротами и дивизионами по два-три раза в неделю, стрельбы на ежемесячных полковых и бригадных учениях, раз в три месяца стрельбы на дивизионных и корпусных учениях. А ещё случаются большие манёвры армейского масштаба. В итоге у орудий за год хотя бы раз прогоревшие стволы меняют, бывает что и по три раза. Неспроста ведь у каждого орудия ведётся учет количества выстрелов ствола, бывает что у устаревших пушек и гаубиц выпущенных в двадцатые не только каналы меняют, но и ствольные кожухи.
– Ну что же, Нестор Иванович, – сказал Авестьянов, – предварительно я своё мнение составил. Работа вами проделана обширная, я даже удивлён сколько всего вы успели.
– Всё в меру сил, Григорий Александрович. Всё в меру моих скромных сил, – Колохватову польстила оценка командира.
– Могучие, выходит, у вас силы, – Авестьянов улыбнулся и стряхнул пепел в пепельницу. – С утра я собираюсь в тридцатую дивизию, хочу своими глазами посмотреть на учения. Присмотрюсь-ка к командирам, посмотрю кто чего стоит.
– Дивизия на хорошем счету, – наштакор затянулся и пожал плечами. Выпустив дым, добавил: – Учения в тридцатой будут бригадные. С разницей в день.
– Вот и посмотрим каждую бригаду в отдельности. Жаль только дивизия отсюда далековато. Плоцично – это считай под Сувалками.
Колохватов развёл руками, мол, что тут поделаешь. Глубоко затянулся и воткнул папиросную гильзу в пепельницу.
– А с обустройством вашим как быть, Григорий Александрович?
– Не до этого пока. Вернусь с учений тогда и займусь. А вы мне домик присмотрите.
– Уже присмотрел. Жаль денщиков теперь в армии нет, а то б к вашему приезду…
– Да бросьте. На кой чёрт мне денщик в самом-то деле? Руки-ноги есть, было б только время.
– Вот-вот… Времени по обыкновению нам всегда и не хватает… Кстати, Григорий Александрович, – Колохватов бросил взгляд на наручные часы, – я на это время адъютанта вашего вызвал…
– Шутите? – усмехнулся Авестьянов.
– Никак нет, не шучу.
– С каких это пор командир не самолично себе адъютантов подбирает?
– Это, прошу прощения, я взял на себя смелость…
– Замечательно, право слово, – произнёс Авестьянов с оттенком иронии и выдохнул дым. – И кто же он?
– Есаул Маренко. Прибыл в бригаду на той неделе начальствовать над казачьими сотнями разведбатальона. Да вот незадача, третьего дня во все моторизованные войска новые штаты для разведбатов спустили. Конные сотни упразднены, станичников по казачьим частям раскидывают.
– Отчего не к пластунам его?
– У пластунской сотни свой командир есть. Ко всему Маренко и не пластун. Глянулся он мне, Григорий Александрович, вот и решил попридержать его.
– Глянулся?
– Хваткий он. Зовут Игнатом Степановичем. Восьмого года рождения. В тридцать первом в третьей терской бригаде дрался в Манжурии. Был урядником. После войны в Заамурье дослужился до подъесаула. В прошлом году кончил ускоренные курсы Новочеркасского училища, выпустился есаулом.
– Терец значит.
Колохватов кивнул.
– Что ж, зовите. Поглядим каков казак.
– Окунев, – наштакор взял трубку внутреннего телефона, – есаул Маренко… ага… приглашай!
Он повесил трубку и сказал:
– Вы, Григорий Александрович, если что… Есаулу-то я предложил адъютантство, только сдаётся мне, он не преисполнился радостью.
– Ну уж! Не глянусь ему, неволить не стану, – усмехнулся Авестьянов, туша окурок в пепельнице. – Я и сам таков, что адъютантство мне в тягость.
Раздался стук в дверь. На пороге появился есаул в белой черкеске, белой нестриженой папахе, при шашке, бебуте и кобуре.
– Есаул Маренко за получением предписания прибыл!
– Проходите, Игнат Степанович, – пригласил Авестьянов. – Вон туда садитесь… Генерал Колохватов вам изволил от моего имени предложение сделать… Согласны, нет?
– Чего ж тут… Дело не хитрое, – прищурился Маренко, снимая папаху, – токмо скушное.
– Так уж и скучное? – Авестьянов улыбнулся. – Чего-чего, а скучать я вам не дам.
– Да не о том я, господин генерал. Строевой офицер я. Штабы, начальство… душа не лежит.
– Вот и замечательно. Тыловая душа мне не нужна. Вы, Игнат Степанович, позвольте спросить, где допрежде служили?
– В терской конно-мехдивизии. Моторизованной ротой командовал. Потом вот инде пришлось с Терека ехать… В энту бригаду назначение получил.
– Добро… Я вам, господин есаул, предлагаю не мальчишкой на побегушках у меня быть. Поручения мои будут в интересах службы. Мотопехота вам знакома, кавалерия тоже…
– У нас все с конной справой знакомы, – улыбнулся Маренко.
– Вот, скажем, завтра я отправляюсь на учения в тридцатой конно-мехдивизии. Имею желание не по рапортам своё мнение об её боеготовности составить. Для этого мне пригодился бы офицер перед которым не станут лоск наводить.
– Засланный казачок, – Маренко усмехнулся.
– Хм… – Авестьянов тоже усмехнулся. – Юмор… юмор – это хорошо… Мне нужен свой наблюдатель на учениях. В документах у вас будет значиться только представительство штаба корпуса. По рукам, Игнат Степанович?
– Эка вы напёрли на меня… Ну, по рукам.
– Тогда не смею вас задерживать. Все необходимые бумаги получите здесь перед выездом. В тридцатую дивизию отправитесь без меня… А теперь ступайте.
Есаул поднялся, натянул папаху, щёлкнул каблуками с кивком и чётко через правое плечо повернулся кругом.
– Ну, каков? – спросил после его ухода Колохватов.
– С характером есаул-то, – усмехнулся Авестьянов. – Ерепенистый. Такой по мне.
– Ну и слава Богу. Попал пальцем в небо.
– Так оно и бывает… Вот что, Нестор Иванович, не откажите в любезности…