Выбрать главу

Наверное, виной тому был жар, но мне вдруг непроизвольно захотелось его ударить. Удержала меня не столько раненая рука, сколько сознание того, что я проводил уже сотни различных дел и встречался с сотнями циничных подонков, которые отрицали самые бесспорные факты. Но тем не менее у меня никогда не возникало желания ударить кого-нибудь из них. Это было чужое, не мое, непонятно откуда и зачем пришедшее чувство.

— Ты прав, Марчук. Только сегодня я скажу тебе больше. Столько, что ты не выдержишь.

— Вы мне как будто угрожаете? — спросил он. — Не понимаю.

— Поймешь через полчаса, — отрезал я. — А теперь слушай. Я уже рассказал тебе, как получилось, что кассир открыл дверь. Он спросил тебя о письме, потому что ты сказал, что у тебя есть какое-то письмо. Он потребовал подать ему конверт через щель приоткрытой двери. Тогда ты оттолкнул его и вошел в комнату. Так?

— Вы можете говорить все, что хотите, — отозвался Марчук. — Капитану милиции все можно.

Сержант Клос стоял чуть позади Марчука и смотрел на меня с осуждением. Он не одобрял метод, который я собирался применить к Марчуку сегодня; по крайней мере, он всегда твердил о том, что следователь должен войти в доверие к преступнику, пробудить в нем раскаяние.

Это хорошо для сержанта Клоса, подумал я, но в данном случае такой способ вряд ли что-нибудь даст.

Бывали, правда, случаи, когда некоторые из нас не могли добиться от подследственных ни слова — тогда они просили помощи у Клоса. Мне трудно объяснить, как он с этим справлялся и на чем строилась его система допроса, но несомненно одно: он не был для преступников судьей или обвинителем, мстителем или палачом — Клос перевоплощался для них в брата, товарища, чуть ли не в соучастника., Он разговаривал с ними на их собственном языке, его представление о мире соответствовало их представлениям. Он обладал какой-то особенной чуткостью и быстро понимал душевный склад допрашиваемых, становился как бы их подобием и самым непонятным образом возбуждал в преступниках уверенность, что только абсурдный случай усадил их по разные стороны письменного стола. Потому что, мол, с таким же успехом и он, Клос, мог оказаться на их месте, а они — на его. Так сержанту становились известны секреты, недоступные для других.

Я приказал сержанту снять с Марчука наручники, потом попросил его выйти и подождать за дверью. Клос внимательно посмотрел на меня, и я понял значение его взгляда. В эту ночь он стал воплощением моей совести и знал, что я боюсь его правоты, самого его присутствия, которое может помешать мне преступить рамки законности. Именно поэтому я и попросил его уйти.

— Франек, ты должен выйти — здесь необходимо создать особый настрой, чтобы восстановить момент убийства, атмосферу того дня. В этой комнате могут быть только два человека, как тогда…

— Понимаю, — ответил он, — не надо так много говорить.

Однако прежде чем выйти, он все же заблокировал язычки двух французских замков: боялся за меня или не доверял моим силам — и хотел на всякий случай обеспечить себе возможность быстро войти в комнату. Мы еще не знали — да и откуда было знать, — что всего через полчаса оба станем жертвами этой преувеличенной осмотрительности.

— Ты знаешь, почему кассир не хотел тебя впустить, — сказал я Марчуку, — Он готовил деньги к выплате. Другая причина его осторожности тебе известна так же хорошо, как и мне, — он боялся, что его прикончат. Приоткрыл Дверь и потребовал, чтобы ты подал ему письмо, которого У тебя вообще не было.

— Вы не можете угостить меня сигаретой? — спросил Марчук.

— Нет. Я сказал, чтобы ты слушал и думал только о том, что я говорю.

— Говорите, что вам угодно, я не вмешиваюсь. Только я не курил уже несколько дней.

Он был взбешен тем, что я ему отказал.

— Сейчас тебе будет чем заняться, Марчук. Ты сам сыграешь роль кассира Зомбека.

Марчук потер суставы пальцев.

Через щели между досками, которыми были забита дыра, вырезанная в железной двери, виднелась тень сержанта Клоса. До нас докатывались приближающиеся взрывы грома, где-то далеко молнии полосовали небо, гроза уже уходила в сторону города.

Левой рукой я достал пистолет и снял его с предохранителя. Правая болталась на перевязи, каждое ее движение причиняло мне боль.

— Ты захлопнул за собой дверь, вынул пистолет и молча пихнул Эмиля Зомбека в сторону кассы. — Говоря это, я подтолкнул Марчука к сейфу, раз и другой. Неожиданность — вот мой единственный козырь.

— Потом приказал ему открыть кассу. Быстрее, быстрее, говорил ты, торопись! Ты совсем запугал его и не хотел, чтобы он успел прийти в себя. Эмиль Зомбек еще не понимал толком, о чем речь. Возможно, решил, что ты хочешь украсть деньги, приготовленные к выдаче. Он знал, что в сейфе их нет — они лежали на столе, миллион семьсот тысяч злотых. Прежде чем открыть тебе дверь, он прикрыл стопки банкнот газетой. Так?