— Итак, вы попрощались с ним, а позже приказали его убить?
— Это сделал Броняк, вы знаете. Он запер Зомбека в сейфе — хорошая, чистая работа.
— И в меня стрелял тоже Броняк?
— Нет, один из его людей. Тот же человек «пощупал» вас радиатором, когда вы шли с озера. Броняк съездил к нему на велосипеде и показал, какой дорогой вы обычно возвращаетесь домой. Машина была угнана со стоянки, а потом ее бросили на шоссе… Мы уже знали, что вас нужно опасаться. Ведь если бы не вы, следствие было бы заморожено. Убивать вас мы не хотели — чего нет, того нет. Я даже предупреждал вас по телефону. И человек Броняка тоже предупреждал. Именно тогда Броняк и отправился к Зомбеку за удочкой с антенной в леске. В квартире ему пришлось рас оглушить.
— Фальконову вы убрали лично? Она видела вас у Зомбека и могла…
— Могла. Броняк должен был узнать у вас, сказала ли она что-нибудь. Зомбек пообещал, что если мы его не тронем, то и Фальконова будет молчать. Броняк в это не верил, а его человек сообщил, что Фальконова вам звонила… Я хотел обойтись без трупов, но вы сами видите, что это не удалось. Теперь скоро будет еще один труп. Мой. И почему? Неужели было так обязательно бить меня ножом? Меня, единственного человека, который хотел ему помочь! За все смерти отвечает только Броняк, только он один!
Шыдло говорил все с большим трудом. Его очень ослабила потеря крови. Я не подгонял его, когда он останавливался, и терпеливо ждал, пока ветеринар отдохнет и начнет дышать ровнее.
— Плохо мое дело, а? Я, наверное, кошмарно выгляжу? Но внутри вроде бы полегче…
— Вы получили обезболивающее, оно уже начало действовать.
— Да, поэтому, видимо, и боль стала меньше… Послушайте меня, я хочу сказать о Марчуке еще кое-что. А все остальное меня не касается.
— Вы еще не сказали, на какую фамилию выдан тот заграничный паспорт. Если уж ловить Броняка…
— Томаш Кардель. Вы запомните? Кардель. Но он может что-нибудь изменить в паспорте… Ищите его в Щецине, он должен быть там, этот проклятый уголовник. Вы его найдете?
— Он, видимо, уверен, что вы мертвы?
— Конечно, для того он и подколол меня, как поросенка… Он думает, что со мной покончено, и наверняка пропишется в гостинице под фамилией Кардель. У него есть и другой фальшивый паспорт, польский. Не помню, на какое имя. Черт бы подрал, жаль… Пан капитан, попросите вашего врача, чтобы он дал мне какой-нибудь наркотик. Чтобы я еще немного пожил. И чтобы увидел, как вы приведете в наручниках этого Марчука. Паршивого мясника… Господи, ну за что он меня решил убить, за что? Нет, вы сами скажите, за что?
Шыдло беспокойно пошевелился, охнул, дотянулся до моего запястья.
— Сделайте что-нибудь, чтобы я дожил…
— Обязательно доживете, — сказал я, — даже до суда. Такого человека, как вы, мы просто обязаны вылечить. Вы будете главным свидетелем.
— Не говорите так, — вздохнул Шыдло, — не надо меня утешать. Я сам чувствую, как все больше слабею… Мне всегда было интересно, как это., умирают. Теперь я это знаю.
— Врач вам гарантирует по крайней мере еще двадцать лет жизни. Только вам придется следить за собой.
Шыдло ослабил пальцы, стиснутые на моей руке. До его сознания медленно доходило то, что я сказал. Однако он еще не верил своим ушам.
— Сколько? Двадцать лет?! Вы, наверное, не будете…
— Пан Шыдло, вы крепкий мужчина. А ваша смерть для нас очень нежелательна.
Теперь я мог выключить магнитофон. Даже если и не хватило пленки на последние несколько фраз, то сейчас это уже не имело большого значения. Самое главное было записано.
Я открыл дверь и подозвал капрала. Подождал, пока он усядется у постели, и вышел.
Врач с инспектором стояли на лестничной площадке. Я подошел к ним и приказал ни на секунду не оставлять ветеринара одного. Дальнейшие распоряжения поступят позже.
— Что вы сказали раненому? — спросил доктор Швентек.
— Я слушал то, что говорил он. Он мог сообщить гораздо больше, чем я.
— Но вы сказали ему, что он умрет?
— Доктор, вы, несмотря ни на что, недооцениваете живучести этого человека. Вы не встречались еще с такими людьми, как он, и не знаете, сколько они могут выдержать. Он гораздо крепче, чем мы с вами.
— Так вы сказали или нет?
— Я ему сказал, что он проживет еще как минимум двадцать лет. Если только прокурор не потребует другого приговора, который сделает ваши заботы о здоровье раненого напрасными.
— Но вы как будто не торопитесь его забирать?
— Вы сами должны решить, когда его можно будет перевезти к нам. Вы и никто другой.