Он проводил меня в тесную комнатку, где висели служебные костюмы на плечиках, и оставил ключ.
— Потом отдашь его мне лично. А я в зале понаблюдаю за твоим подопечным, чтобы он не сорвался.
Я заперся изнутри и достал транзисторный подслушивающий аппарат. Потом снял часы и приложил их к динамику. Часы были соединены с миниатюрным микрофоном.
Теперь нужно было принимать какое-то решение. Зная о солидарности преступников, я понимал, что Моника и Броняк будут действовать заодно. Если бы я вздумал подойти к их столику, она обязательно предупредила бы его об этом. Устраивать в ресторане стрельбу, да еще не имея права подстрелить противника? Это было бы самым худшим выходом. Может удастся использовать Монику в моем плане захвата Броняка? Она, видимо, точно знает, есть ли у него оружие.
Я включил подслушивающее устройство, несколько дней назад с трудом выпрошенное у местной милиции. Отрегулировал громкость и чистоту звука.
Сначала раздался сильный стук — видимо, Броняк задел ботинком за ножку стола. Потом послышался шелест — то ли деньги, то ли бумажные салфетки — и голос самого Броняка.
— Черт побери, я уже потратил все злотые. Осталась только мелочь…
Моника: И что ты думаешь делать? Покажи-ка счет… Сто семьдесят пять злотых.
Броняк: Если бы ты не захотела целой бутылки коньяка, то нам бы хватило. Но ведь ты обязательно должна налакаться…
Моника: Жалеешь для меня коньяка? Наш последний ужин — и без выпивки!
Броняк: Не делай из этого проблемы, выкладывай-ка лучше деньги.
Моника: Разменяй в кассе несколько долларов.
Броняк: Идиотка. Из-за дурацкой сотни злотых я должен рисковать? Особенно сегодня, за день до отъезда? Может ты еще хочешь, чтобы я пошел через весь ресторан, размахивая этими долларами? Плати.
Моника: Ты стал какой-то странный. Все боишься, что я тебя обману.
Броняк: Ничего я не боюсь. Не такие пробовали…
Моника: Тогда почему ты мне не отдал обещанные доллары? Почему тянешь до последней минуты? Я тоже могу быть гордой.
Броняк: Не будь идиоткой! Я тебе хоть сейчас могу отдать эти три сотни зеленых. Ты уже и так две недели на моем содержании… Я плачу за жратву, за гостиницу, за все. Так что доставай деньги и плати.
Моника: Но у меня нет с собой денег, Том!
Броняк: А те две тысячи, которые я дал тебе в первый вечер? Якобы на чулки? У тебя в чемодане было шесть пар чулок, и новых ты не покупала. Где же деньги?
Моника: Это очень любезно с твоей стороны — пересчитать мои чулки. Я не знала, сколько их у меня! И вообще я тебе тогда сказала про чулки только для того, чтобы проверить — есть ли у тебя деньги, не жмот ли ты. Терпеть не могу жмотов… Том, перестань! Пусти, больно!
И через минуту снова голос Моники:
— Эти две «косые» и немного собственных денег — у меня в номере. С собой ничего нет, только паспорт и косметика…
Броняк: Ну и не выкобенивайся, а иди и принеси две сотни. Но чтобы одна нога здесь, другая там.
Моника: Бери ключ и иди сам. Деньги в моей дорожной сумке, она на кровати… Том, я женщина спокойная, но люблю играть с открытыми картами. Я пойду наверх, а ты… может сбежишь с долларами! Том, перестань! Больно, я тебе говорю! Пусти или закричу!
Броняк: Чтоб тебя! Надо же было мне связаться с такой дурой. Ты о чем думаешь? Я должен идти и твоим ключом открывать номер? Ну, а если дежурная спросит — что я здесь делаю?! Я потеряю последний ночлег… Ты, кажется, говорила, что будешь выполнять все, что я прикажу. Так вот, бери ключ и иди наверх.
Моника: Хорошо, Том. Только допью коньяк… И кофе. Пусть будет, как ты хочешь.
Я выключил приемник. Подумал: если все пройдет гладко, то успею еще на скорый и завтра утром появлюсь у майора Птака. Если все пройдет гладко. Но может быть и не повезет… Каждое новое дело меня чему-нибудь учило…
Я понимал, что мотивы моих действий, моего упорства снова изменились. Мне вновь хотелось самому, только самому задержать Броняка. Но вот корни этого желания были теперь совершенно другими.
Я знал, что Броняк вооружен, что он будет отстреливаться, когда мы его обложим. И если бы он убил кого-нибудь из наших, я чувствовал бы за собой вину. Потому что именно я позволил Броняку ускользнуть. Все это было первой причиной, по которой борьбу с вооруженным Броняком я должен был принять на себя.