Высший Совет большинством одобряет предложение Трифилия. Не сомневаются мдиванбеги, что Моурави искусством своего слова убедит царя Михаила в выгодности союза Русии с Грузией для совместного укрепления южного рубежа.
Саакадзе внимательно слушает: в доводах много разумного, но он хорошо знает шаха Аббаса:
- Если бы я верил в успех, не задумался бы. Но, высокочтимые мдиванбеги, у нас время горячее, нельзя охлаждать его далеким путешествием в неизвестность. Посольство в Русию отправим, но отправим и в Стамбул. Обсудите и наметьте послов... Времени на составление грамот, сбор караванов и приготовление даров для Русии и Турции достаточно. В трудный путь советую двинуться ранней весной.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Накаливалась земляная печь. В ней обжигали "карга зяги" - шелковый гипс. Затем вынимали обожженные глыбы и размалывали в порошок. В большие чаны выливали кислое молоко, смешивали с порошком и погружали в эту смесь шерстяную пряжу. Через некоторое время вынимали, просушивали и передавали опытным ткачихам.
Ослепительно белое сукно кроилось ностевками. Мелькали золотые позументы и кисти. Так изготовлялись башлыки для дружины "барсов". Блестели серебряные кисти и позументы для башлыков азнауров, начальников сотен.
На циновках, покрытых холстом, полукругом раскладывали равномерным слоем отливающую вороньим крылом черную шерсть. Поверх первого слоя накладывали второй, состоящий из отборных косиц, густо обрызгивали водой, свертывали в трубу вместе с циновкой и, под песню, уваливали до уплотнения.
Просушив хорошенько бурку, расчесывали косицы шерсти щеткой из стеблей дикого льна, опаливали шерстинки изнанки на легком огне и передавали нашивальщицам для отделки оранжевыми галунами и ремнями.
Сто бурок, выстроенных в ряд, походили на черные скалистые горы, и белые конусы башлыков из них казались сторожевыми башнями на вершинах. Они ждали сотню Автандила Саакадзе.
Эти бурки и башлыки, вместе с одеждой из тонкого сукна, Саакадзе приказал изготовить спешно. Автандил терялся в догадках: зачем отец так блестяще вырядил его сотню?
Снова кипит неугомонное Носте. Валяют войлоки для подседельников. Шьют из шерсти войсковые чувалы для хранения зерна. Изготовляют из шерстяных остатков веревки для вьюков и подпруги. Складывают по сотням мафраши и хурджини. Сшивают летние, из холста, и зимние, из войлока, шатры.
Не задерживает ностевцев и воскресный день. Забыв об отдыхе, они пригоняют шатры и словно приглушают колокольный звон бодрящей трехголосной песней. На южной стороне площади, не затененной ореховыми деревьями, натягивают полотнища, крепят веревки. А песня ширится, круто взлетает, где-то запутывается в облаках и оттуда, будто звонким дождем, падает на суровые отроги.
Песня бурю подковала,
"Барсы" оседлали бурю,
Арало, ари, арало!
Запевай, струя Ностури!
Ветер - песня над долиной,
Оживит и пень и камень,
След стрелы оставит длинный
Над седыми облаками.
Сабель звон в напеве звонком,
Песня в плен сердца забрала.
Нет, не станет барс ягненком.
Арало, ари, арало!
И совой беркут не станет,
Так уж, видно, мир устроен:
Крот в норе, а витязь в стане,
Черт в аду, а в битве воин.
Чем сильней удар десницы,
Тем и песни жарче пламя.
Пню пусть дерево приснится,
Пусть скалу увидит камень.
На коней шатры, хурджини!
Сталь к руке! К лицу забрало!
Взвейся, песня о дружине!
Арало, ари, арало!
В самый разгар пригонки шатров прискакали из Лихи молодые лиховцы. Не задерживаясь, они напрямик отправились к церкви, щедрым огнем свечей осветили лики святых и лишь потом вышли к шатрам. Их встретили вежливо, но холодно.
Не на шутку перепуганные лиховцы готовы на все, только бы завязать дружбу с Носте. А на что им дружба ностевцев? Как на что! А где может быть спокойнее, чем под шатром Моурави? Высмотреть невест, породниться с не знающими страха, тем стать ближе к всесильному и притом не очень-то развязывать кисет. Но как подступиться к ностевцам?
Кругом снуют конные. Подводят буйволов к ярму. Суетятся деды. Скрипят колеса. Волокут какие-то вьюки. И даже девушки не замечают опешивших лиховцев.
Снаряжение для ностевской дружины грузится под окрики деда Димитрия на арбы. Вот они уже сползли с откоса на старогорийскую дорогу и вереницей направляются в Мцхета. На передней арбе, опершись на бурдючок, радостно щурится на солнце дед Димитрия. А на последней, лихо сдвинув на белую макушку войлочную шапчонку, под скрип колес напевает урмули прадед Матарса.
По дорогам Средней Картли из царских и княжеских деревень медленно двигаются такие же вереницы с запасом для "обязанных перед родиной".
А там, в Метехском замке, Георгий Саакадзе совещается с высшими мдиванбегами. Во все стороны несутся гонцы с указами Моурави, скрепленными Советом.
В пустующие пограничные башни стекаются охранительные отряды. Вымериваются пустыри в Алазанской долине. Раздается земля возвращенцам. Из Верхней Картли на плотах прибывают оружие, утварь, семена.
Из Метехи мчится Саакадзе домой. Большой двор переполнен людьми. Одни просят совета, другие излагают жалобу или просьбу. Всех выслушивает Моурави: ни один не должен уйти недовольным.
В зале приветствий с утра до темноты толпятся мелкопоместные князья, азнауры. Отдельно держатся купцы, амкары. У всех неотложное дело, у всех страх опоздать. И никто не удивляется, - почему спешат, куда торопятся? Скорей! Скорей! Враг должен разбиться о могущество царства!
Нити политики, войска, торговлю держит, как поводья, Саакадзе своей властной рукой.
И Саакадзе уже в малом Совете, где его с нетерпениом ждут азнауры. Даутбек подробно излагает, как идут дела на "поле доблести". Из Верхней, Средней и Нижней Картли беспрестанно прибывают чередовые. Стекаются арбы с договоренным снаряжением и запасом. Множество шатров теснится у стен Синего монастыря, монахи ропщут, игумен жалуется на нескончаемый рев воинственных парней, нарушающих молитву. Но главное, от скученности могут вспыхнуть болезни.