Я заметил, как взволновало ее воспоминание об ужасной сцене, привлек ее к себе. «Все позади, успокойся. Крошка…»
Мысль о влюбленном, не способном к размножению роботе была ужасно комичной и все же пугающей.
— Ты принадлежишь мне! — не просьба или утверждение, а приказ. Искусственное создание вышло за рамки, к которые его заключили создатели. К чему бы привело его развитие? Способность самостоятельно мыслить, проводить комбинации и критически перепроверять их, зависело от многих факторов. Принимаемые импульсы должны были обмениваться и подвергаться сравнению с сохраненными оценками опыта. Таким образом, один прибегал к определению качества увиденного и услышанного. Не вызывало ли такое развитие также расширение мозговых клеток? У меня было всего лишь очень неточное, дилетантское представление об этих сложных процессах, но видимо облучение должно было вызвать то, что он стал самостоятельным, независимое развитие. Ауль была права, Симон больше не был роботом в первоначальном смысле слова. Не было ли понятным, что она испытывала по отношению к нему привязанность и симпатию? В ее невиновности и желании, самореализовать себя как женщину, ей не были ясны последствия ее эксперимента. Не очень-то нравоназидательное представление, думать, что с Фритцхеном и ему подобными случайно могло произойти подобное. Но зачем было уничтожать Симона? Я спросил ее об этом.
— Они испарили только его оболочку и несущественные механические узлы, — ответила Ауль, — перед этим они извлекли носитель информации и прочее. Значит Симон еще может думать. Его будут анализировать, программировать заново, и скоро он снова будет нести службу. Он больше никогда не узнает меня…
Еще несколько месяцев назад я бы назвал подобную историю ужастиком из вымышленного мира Эдгара Алана По или Густава Мэйринка. Мыслящие существа из лаборатории, мечта всех алхимиков, стара как и сам человек мыслящий. И за желанием повторить акт творения, скепсис и страх остались такими же, вместо своего подобия всего лишь пробудить к жизни Голема или Франкенштейна. Мне казалась утешительной мысль о том, что создатели «Квиля» и разумных роботов тоже еще не перелистнули последнюю страницу загадочной книги Создания.
Я поцеловал Ауль, ощутил счастье, которое не описать словами, держать ее в своих объятиях, чувствовать ее тело.
— Все же хорошо, что они доставили меня сюда, Звездочка. Мы оба, пожалуй, лучше подходим друг другу.
— Да, — счастливо выдохнула она.
Мгновение мы сидели, забыв о спутнике и о Вселенной, в теснейших объятиях друг с другом. Когда позади нас хрустнули ветки, я подумал, что ее отец нашел нас и хотел снова подбить меня на партию ската. У меня на языке было злобное замечание. Когда я посмотрел наверх, я словно язык проглотил. Мне словно удавку набросили на шею. Всего в нескольких шагах от нас стояли три робота.
На них было фиолетовые трико.
Мой испуг был таким, что я не мог произнести ни звука. Ауль еще не заметила эту троицу. Они неподвижно стояли за деревьями, словно застыли. Беседа, только что проведенная с Ауль, которая разогрела мою фантазию, и память об их агрессивности пробудили во мне ужасные видения; они показались мне моими палачами.
— Ауль, — наконец прохрипел я, — Ауль, прикажи им что-нибудь…
Она освободилась из моих объятий и последовала моему испуганному взгляду. В этот момент трое поклонились, замотали стеклянными шлемами. Ауль вскочила, выкрикнула что-то. Троица снова поклонилась. Затем один заговорил.
Я встал и сделал несколько шагов назад. Меня немного успокоило, что они не приблизились и то, что их оратор все еще нес абракадабру. Вероятно, речь снова шла о роботе. Должна ли была Ауль быть призвана для отчета? Рядом со мной лежала увесистая ветка. Я поднял ее, оперся. В тот момент мне вовсе не пришло в голову, насколько смешным против них выглядело это оружие.
— Что они хотят, Ауль? — осведомился я, притворяясь спокойным. — Они ищут еще одну жертву?