Конечно, в первое время ничего не выходило. Я ужасно расстраивался, что воин из меня так себе, и не дотягиваю до высокого уровня Седрика Сонда и расстраиваю отца.
Но потом начало получаться. Действительно, я ощущал выпады Седрика почти что кожей, за секунду знал, куда он ударит. А потом научился не только защищаться, но и атаковать. Подобные тренировки всегда проходили без лишних зрителей, в небольшом зале казарм.
Только позже я понял, что Седрик Сонд знал, как и многие в замке, о моем Даре и решил использовать и его. Я никогда не спрашивал, почему он был уверен, что получится. Скорее всего, он и не знал.
Но сейчас Седрик Сонд не пытался завязать мне глаза. Мы просто тренировались в маленьком зале, пол которого покрывали опилки и сено, а сквозь окна под потолком проникали скупые лучи дневного солнца. Они отражались от беленых стен и наших клинков.
Когда мы, наконец, разошлись, я тяжело дышал, измотанный бесконечными тренировками. Седрик Сонд казался лишь немного уставшим.
— Ты в хорошей форме, — сказал он.
Я кивнул, перевел дух:
— Продолжим?
— Нет.
С удивлением посмотрел на Сонда, но он только спокойно подошел к стойке, возвращая на место учебное оружие.
— Киран, я рад, что ты вымещаешь свою ярость, но прятаться тут бесконечно не выйдет.
— Я не злюсь.
— Правда? — Брови Седрика Сонда только чуть приподнялись, выдавая его насмешливое удивление. — Я хорошо знаю твой стиль боя. И приходишь сюда не первый день на многие и многие часы.
— Мне не на кого злиться.
Хотелось добавить «кроме себя», но я промолчал. Уселся прямо на пол, решив, что отдых и правда необходим. Усталые ноги гудели.
— Беатрис сказала, ты избегаешь ее величество.
Никогда не знал, что связывало Беатрис с кухни и Седрика Сонда — и могут ли у этого солдата хоть к кому-то быть чувства. Но он часто заходил на кухню, и Беатрис позволяла это только ему и мне.
И Седрик прав. Последние несколько дней, как я окончательно пришел в себя после Дара и выгнал всю охрану от дверей комнаты, я действительно избегал Элерис. Мы виделись только раз или два, в окружении многочисленной знати и кучи лишних ушей. Но просто не знал, что ей сказать, а она, казалось, еще живо помнила, как я разозлился, едва она не посадила меня на трон против воли.
Поэтому ту часть времени, что я не проводил с воинами, руководя охраной замка и расчисткой поля, я оставался либо на кухне, либо здесь, тренируясь.
— Это я виноват. В том, что произошло.
Говорить правду Седрику всегда просто. Поэтому я сбивчиво продолжил:
— Элерис права, был артефакт, он хотел убить меня… но в итоге отразил мой Дар вокруг. И вышло так. Это я виноват. В том, что случилось. Я стою за каждым мертвецом того дня.
Седрик Сонд отвернулся от стойки с оружием и посмотрел на меня. На его иссохшем лице, как и всегда, с трудом читались хоть какие-то эмоции.
— И что?
Я с удивлением глянул на наставника. Но тот ровно продолжил:
— Какой смысл винить себя за то, что уже произошло? Ты не можешь этого исправить. Только приложить все силы, чтобы сделать лучше. Чтобы не пришлось больше жалеть.
Мне хотелось возразить, что он ничего не понимает, но Седрик Сонд не дал, продолжая тем же спокойным тоном:
— Ты Клинок, Киран, и сын короля. На твоих руках всегда будет кровь и ответственность за чужие жизни. Ты можешь либо жить с этим, либо умереть.
Я опустил голову, рассматривая опилки под ногами. Легонько пнул их носком сапога. Как и всегда, Седрик Сонд прав. И я мог бы сказать, что он просто не был на том поле, не ощущал пепел на губах, не скользил в чужой крови… но Сонд был там, среди прочих гостей. К счастью, его не задело, и он не уходил до самого конца, помогая воинам организовать всё. Он видел, как мы с Элерис вызвали дождь.
— Пойдем, — Седрик протянул мне руку. — Нам надо переодеться.
Он глянул на мою рубаху, пропитанную потом.
— Не стоит в таком виде являться в Храм.
— Храм? — ухватившись за руку Сонда, я легко поднялся. — Зачем в Храм?
— Увидишь.
Вытянуть из Седрика Сонда что-то еще не удалось бы даже магическим пыткам. Он умел наводить таинственность и, как мне кажется, втайне наслаждался произведенным эффектом.
Поэтому я поспешил переодеться, выбрав обычный темный мундир без каких-либо знаков отличия, замешкался, но меч все-таки цеплять не стал. Оружие в Храме не запрещено, но и не приветствуется.
Он встретил нас белыми колоннами, прохладой и густым запахом благовоний. Я все еще не имел представления, зачем мы здесь, когда Седрик свернул к одной из поминальных ниш. Рядом с ними натягивали полотна полупрозрачной ткани, легонько колышущиеся от ветра меж белых стен, а в самой нише стояла статуя Мелавии, богини смерти и памяти. У ее босых ног горели свечи и лежали палочки благовоний.
— Зачем мы здесь? — спросил я нахмурившись.
— Дай мне время помолиться.
К счастью, он не заставлял и меня. Только взял одну из курительных палочек, поджег от свечи и зажал в сомкнутых ладонях с вытянутыми указательными пальцами. Склонив голову, Седрик Сонд, похоже, либо молился, либо вспоминал.
Я сразу почувствовал себя как будто лишним и все еще не понимал, почему Сонд решил привести в Храм.
Когда благовоние прогорело до середины, Седрик выпрямился и воткнул его в специальное углубление у ног статуи. Мне от этих палочек всегда хотелось чихать, или начинала болеть голова, поэтому я был только рад, что мы наконец-то уйдем.
— Ты не любишь молиться, Киран? — спросил Седрик Сонд.
— Не вижу в этом смысла. Боги слепы и глухи, только я сам могу что-то сделать.
Он кивнул.
— Мы с твоим отцом были друзьями, и когда-то давно нам довелось побывать в стычке с племенами Арзарота. Тогда он был еще принцем, а я — всего лишь неплохо обученным воином. Это дикие племена, земли, покрытые болотами и испарениями, часть из которых ядовита. Мы жгли храмовые благовония, потому что они очищали воздух.
Я с удивлением смотрел на Седрика. Никогда раньше он не делился со мной откровениями из своей жизни, хотя, конечно, не было тайной, что они давние знакомые с королем. И если бы Седрик Сонд того желал, он сам стал Клинком Менладриса еще много лет назад. Но он предпочитал оставаться Клинком его величества — до смерти последнего.
— Дакарус был хорошим королем, — продолжал Седрик Сонд. — Старался думать о простых людях, и они его любили. Но каждый указ его величества, тонкая реформа, даже привилегии знати — всё должно было послужить объединению государства. Дакарус мечтал, что однажды Менладрис снова станет империей. Он всегда поступал так, как считал нужным, поэтому не сомневался, что не проживет долго. Так и вышло. И ни мой Дар, ни мой клинок ему не помогли.
— Дар?
— Слабый, но он дает представление, что это такое. И помогает в бою. Знать удар за миг до его нанесения.
Я только растерянно кивнул. Почему-то мне не приходило в голову, что у Седрика Сонда может быть Дар.
— Моя мать принадлежала одному из мелких благородных Домов. А отец с юга.
Это я знал. Хотя считал слухами, да и меня не очень волновало происхождение Седрика.
— Я обещал Дакарусу приглядывать за тобой. Пойдем.
Я моргнул, не сразу понимая резкий переход. Но Седрик решительно шагал вглубь Храма, так что мне оставалось только последовать за ним. Он остановился у величественных статуй Первозданных богов, чьи головы устремлялись к куполу и по традиции прятались за масками. Согласно верованиям, смотреть в лицо им запрещено любым смертным и видеть друг друга могут только они сами.
— Ждем, — коротко сказал Седрик Сонд.
И сложив руки за спиной, он как будто изучал статуи. Мне ничего не оставалась кроме как последовать его примеру.
Я не любил эти статуи. Мне нравились колонны, цветы, но не изображения безликих богов. Совершенные в застывшем камне и такие же бесполезные. Эти в Тарне еще и напоминали о древней легенде: богиня держала в руках сердце из груди бога.