…Я видел отца. Это он, хотя куда моложе, чем я его запомнил. В своих покоях, там, куда обычно не допускались посторонние. Стоял у окна, соединив руки за спиной, и смотрел в окно. Позади устроился Седрик Сонд, тоже куда моложе, явно уставший, в запыленной одежде, как будто он только что с дороги.
— Как она умерла?
Голос Дакаруса Крандора ровен и безэмоционален. Он слишком давно король, чтобы показывать свои истинные чувства. Даже с другом.
— Быстро, — ответил Седрик. Он явно устал, но не садился в присутствии своего короля.
— Есть вероятность, что тут не замешан Орден?
Седрик Сонд твердо ответил:
— Никакой.
Помолчав, добавил:
— Я видел тело, ваше величество. Маги не хотели, чтобы это выглядело как убийство, леди просто ослаблена родами и умерла от болезни. Но я знаю признаки. Ее отравили магией.
Дакарус кивнул.
— А… мой сын?
— Он жив. И я взял на себя смелость привезти его в замок.
Дакарус наконец-то повернулся к Седрику, нахмурившись.
— Ты уверен, что это хорошая идея? Пока никто не знал о мальчике…
Но Седрик прервал короля резко и бесцеремонно:
— Орден знает. Возможно, его не уничтожили только потому, что он не представляет опасности, и ты сам не привязан к нему так, как к ней.
— Я хотел жениться на ней, — сказал Дракарус. И его тихий голос ничуть не походил на голос властного владыки Менладриса.
— И маги узнали. А у них другие планы. Но мальчишка им не нужен — пока что. Но я знаю, ты себе не простишь, если с ним что-то случится.
— Дети не должны страдать из-за ошибок отцов.
— Но всегда страдают, — пожал плечами Седрик. — У тебя будут и другие дети. И они снова невольно заставят тебя идти против магов. Будь осторожен.
Дакарус усмехнулся:
— Это предчувствие?
— Уверенность.
…Я снова видел отца, но теперь куда старше, почти таким, как его запомнил я сам. Он стоял в поле, оставив охрану из гвардейцев далеко в стороне вместе с лошадьми. Дакарус смотрел… я не сразу понял, что видел себя самого и Элерис со спины. Мы сидели с ней рядом, и сестра наклонилась, о чем-то шепча на ухо, так близко, что наши плечи соприкасались, а ее волосы щекотали мою шею. Когда она отстранилась, Дакарус нахмурился, увидев, как мы держимся за руки.
Я хорошо помнил эти прогулки: отец часто брал нас с Элерис верхом прочь из замка. Мы любили это. Можно было представить, что нет никакого королевства, нет обязанностей и обязательств, есть только мы и небо.
В детстве такие прогулки были частыми, потом их стало меньше. Я уезжал на границу, где нашел применение всем своим навыкам. Но сам хорошо помнил эту прогулку: едва ли не единственную и последнюю втроем, когда я только вернулся. А до смерти отца оставалось не так много времени.
Дакарус нахмурился, увидев наши сцепленные пальцы, в руках он крутил письмо с печатью Ордена. Но потом внезапно улыбнулся и, скомкав бумагу, убрал ее. А под его ногами распускались алые цветы, будто волнами расходясь от наших с Элерис фигур.
Я открыл глаза, и мне казалось, еще чувствовал запах полевых цветов.
— Кир…
Поморгав, я сфокусировал взгляд на бледном, но радостном лице Элерис. Кроме нее в комнате, кажется, никого не было.
— Ох, Кир!..
Она прильнула, прижалась ко мне, доверчиво, как только могла. Я неловко гладил ее по спине, успокаивая. Потом Элерис отстранилась и серьезно сказала:
— Не пугай так больше.
— Постараюсь, — слабо улыбнулся я. — Что… нет, подожди, кажется, я видел тебя и Алавара. Разрозненные куски и видения.
— Знаю. Я чувствовала.
— И раз я очнулся, значит, у тебя и Мертоса получилось.
— Думаешь, стоит его наградить?
— Точно обратить внимание.
— Надеюсь, его снадобье нам больше не понадобится. Но я бы предпочла быть готовой.
Я согласно кивнул и прикрыл глаза, еще ощущая себя слишком усталым для долгих бесед.
— Отдыхай, Кир, тебе надо набраться сил. А я посижу тут.
— Тебе надо заниматься королевством.
— Дела подождут.
Но когда я очнулся в следующий раз, то увидел не Элерис, а Алавара. Он с увлечением вычерчивал какие-то символы над столом, но я не мог видеть, что там лежит. Хотя не удивился, будь это всё тот же кинжал или еще какой артефакт.
Он услышал, как я пошевелился, и тут же поднялся.
— О, Киран! Я пообещал Элерис, что прослежу, чтобы ты поел. Иначе она меня вздернет — и я не хочу проверять решительность королевы.
Я чувствовал себя куда лучше, а тарелка с супом только подняла мне настроение. Алавар тем временем пересказывал замковые сплетни, но как я понял, за те десять дней, что я был без сознания, ничего серьезного не произошло.
— Я хотел поговорить с тобой, — сказал я. Сил на длинные разговоры особенно не было, но и оставлять на потом я не хотел. Слишком важным казалось. — Я говорил с Нирой Ялавари перед тем, как на меня напали. Она поставила твой блок.
Алавар тихо выругался, хотя не удивился. Но я еще не закончил:
— Она призналась в убийстве короля. Мой отец не хотел выполнять планы Ордена, и его убрали. Ты знал об этом?
Он не ответил, но отвел глаза, и это стало красноречивее тысячи слов.
— Ты знал, — прошептал я. — Всё это время.
Алавар наконец посмотрел твердо на меня.
— Это было решением Ниры. Но Орден знал. Кто не знал, тот догадывался. Поэтому потом я решил, что она по какой-то причине решила убить и тебя с Элерис…
— Хватит, — устало сказал я и прикрыл глаза. — Просто уйди.
Я слышал, как он колебался, но все-таки не стал возражать и тихо поднялся. Но я выдохнул только в тот момент, когда тихонько стукнула дверь.
— Киран!
Мне казалось, я задремал всего на минуту, но, когда открыл глаза, за окном уже густились сумерки. А перед мной маячило бледное испуганное лицо сестры. Случилось что-то действительно значительное, если она пришла и разбудила меня.
Ее тонкие пальцы цеплялись за мою руку.
— Киран! Нира Ялавари мертва. Ее зарезали в собственной комнате.
========== 21. ==========
Когда дыхание иссякает, тело умирает. Становится пустой плотью, отдающей последнее тепло этому миру. Боги справедливы и возносят дыхание человека в Огненные чертоги. Но боги мудры и оставляют оболочку, чтобы живые могли скорбеть.
Обмажьте мертвецов золотом, чтобы боги могли увидеть их.
Коснитесь в последний раз хладных губ.
Не жалейте мертвецов, но плачьте о них.
Не сохраняйте только тел магов — их дыхания станут самими Огненными чертогами. Сжигайте их тела. И не плачьте о магах.
Я слушал слова Верховного Жреца отстраненно, как будто это вовсе не я стоял среди погребальной процессии. Может быть, еще не осознал, что Нира Ялавари мертва. А может, во мне просто слишком много настойки, которой напичкали лекари. Они протестовали, чтобы я ехал в Храм на церемонию, утверждали, что я недостаточно восстановил силы.
Но я не мог пропустить погребение Верховного Мага. Никак не мог. С ним тянули и так как можно дольше — знаю, на этом настаивала Элерис.
Теперь она стояла передо мной, с идеально прямой спиной и высоко поднятой головой. Когда мы бывали наедине, я любил целовать ее позвонки, от шеи опускаясь ниже. Но сейчас королева была закована в ткань и металлические цепочки, обильно украшавшие платье.
В Храме собрались все. Точнее, в специально отведенном для подобных церемоний внутреннем дворе. Он не мог вместить всех желающих, но я заметил и Джагена с Таль, и Эльдо Руариса, и некоторых министров и вельмож.
По другую от меня сторону от тела стоял Алавар Вейн с непроницаемым выражением лица. Я так и не говорил с ним с тех пор, как пришел в себя, а он подтвердил, что знал о смерти отца больше, чем говорил. Сегодня он надел темный мундир, как и все маги.
За спиной Алавара маячил Сол, бледный, как будто напуганный. С ним я не говорил уже давно, и стоило это исправить.
По центру двора расположилось возвышение с телом Ниры Ялавари. Ее пальцы и виски золотились, а на шее отчетливо виднелся след. Мне еще предстояло расследовать это дело: рядом с покоями не оказалось гвардейцев, которые могли бы видеть убийцу — мне не приходило в голову охранять Верховного Мага.