— Отчего же. Помнится, вы сами настояли на дифференцированной шкале расценок. Есть там и довольно скромные суммы.
— Для нас с вами — да, но не для обычных людей.
— Но мы расширяемся, так что это дело будущего.
— Очень боюсь я нашего будущего, Раиса Дмитриевна. — Вадим вздохнул. — С некоторых пор мне больше нравится время настоящее, понимаете?
— Честно говоря, не совсем.
— Видите ли, беспокоясь о будущем, мы почти всегда обделяем свое настоящее. Так что это своего рода самообман. Сегодня я помочь не могу, но вот завтра обстоятельства изменятся и вот тогда… Нет, Раиса Дмитриевна, мы сами вольны влиять на свои обстоятельства. Я знаю, что могу помогать уже сегодня и не вижу причин, чтобы откладывать этот процесс на далекое будущее.
— Да, но клиенты, которым вы указываете за дверь, могли бы в полной мере оплатить лечение менее состоятельных.
— Раиса Дмитриевна, — мягко произнес Вадим, — я все прекрасно понимаю. Не столь уж это сложная экономика. Берем одного барыгу — лечим десяток неимущих. Кроме того, обеспеченный человек — это еще и крыша, красивые подарки, солидная репутация…
— Хамите, Вадим Алексеевич? — Раиса Дмитриевна добродушно улыбнулась. Зубы у нее были белые, ровные, а ухоженной коже могли бы позавидовать и двадцатилетние студентки. Прав был Саша Изотов, директор была лицом их фирмы — и лицом вполне достойным. Лучшего «лица» они не сумели бы найти, даже если очень бы постарались. Тем более, что и фигурой их начальница не подкачала. Возможно, в свои тридцать с хвостиком она уже не тянула на сравнение с изящной скрипкой, но, прибавив в женственных обводах, она несомненно только выиграла, став еще более соблазнительной и привлекательной.
— Что вы, Раиса Дмитриевна! Вы же знаете, как я вас уважаю и люблю. Такие женщины, как вы, — редкость. В прежние времена, уверен, вы без труда могли бы заменить Екатерину Вторую или играть первую скрипку в салоне мадам де Сталь. И подношения к вашим прелестным ножкам я воспринимаю совершенно спокойно. Кому и дарить, как не вам. Но в любом деле следует искать золотую середину. Разумеется, без богатых клиентов центр просто придется прикрыть, но вспомните, о чем мы мечтали в самом начале. Если не о равенстве, то хотя бы о его подобии, о помощи самым незащищенным, о возможности вмешиваться в городские неурядицы.
— И у нас действительно появились такие возможности.
— Да, но как мы их используем? Увы, Раиса Дмитриевна, мы так и остались мечтателями. На практике с равенством и благодеянием у нас не слишком получается, а процент неимущих отчего-то никак не может перейти грань пяти-шести процентов.
Директор покачала головой.
— Вы все тот же, Вадим Алексеевич. И материальные блага вас не прельщают, и к женскому полу вы равнодушны.
— Только не последнее!
— Бросьте, симулянт вы несчастный. Вот Сашенька Изотов мне понятен. Он и денег не чурается, и за мной мог бы приударить, если бы получил на то разрешение. А вот вы, Вадим Алексеевич, так и остались тайной за семью печатями.
— Тайна перестанет быть тайной, если ее раскрыть. Что же касается клиентуры, то каюсь, провожу свой индивидуальный отбор. И поверьте, отшиваю я только тех, кому действительно нет места среди здоровых.
— Вы уверены в этом?
— На все сто. — Вадим преспокойно кивнул.
— И на этом основании беретесь судить людей? Решать, кому можно жить, а кому пора на погост?
— Что вы, ни Боже мой! Настоящий суд всегда свершается свыше, и именно в этих случаях я устраняюсь, позволяя судьбе править по собственному усмотрению. — Дымов выложил локти на стол, подался вперед. — Если злодей подхватывает саркому легкого, это не просто так, Раиса Дмитриевна. И, простите меня, иной раз мне действительно начинает казаться, что мы смешиваем карты Всевышнего. Он наказывает, мы амнистируем. Он бьет по носу, а мы подтираем юшку. Этак ведь можно и прогневить его.
— Вы действительно верите в то, что говорите?
— Представьте себе, верю. Но вы материалист, а потому специально для вас я припас иной аргумент. Вы же знаете, я не врач, я — лекарь. Это не одно и то же, и настоящий лекарь подобен художнику. Под заказ, Раиса Дмитриевна, плохо работается. Если натурщик некрасив и неухожен, живописец не возьмется его рисовать.
— И если клиент мерзок, отвратителен, злобен, — подхватила директор, — у вас пропадает вдохновение?
— Именно так! — Вадим картинно развел руками. — Я вынужден работать с энергиями столь зыбкими, что просто обязан хоть чуточку любить клиента.
— Лучше бы вы любили меня.
— Раиса Дмитриевна, — с чувством произнес Дымов, — если вы когда-нибудь попроситесь ко мне на прием, можете быть уверены, уж вам-то я помогу от чистого сердца.