Но одно Филина ощущала точно – стало определенно холоднее. А дальше их ждал еще один сюрприз – проводка закончилась. Свет дальше не был протянут. А впереди была лишь кошмарная, пугающая, непроглядная темнота.
У всех пробежала дрожь.
- Со светом как-то поуютнее было. – сказал Асмодей, поёживаясь.
- Не дрефь, толстяк! Щас батя сделает свет! – заявил Фобос.
На его ладони возник огненный шар и словно факел, он освещал им дальнейшую дорогу.
***
На полу в тёмной маленькой комнате лежал человек. Он свернулся калачиком на маленьком синем байковом одеяльце. Было страшно видеть, как взрослый парень сжимается всем телом в комок и дрожит, будто хочет втянуться в пол и растворится. Он как будто не принадлежит себе. Ему очень страшно, как некогда в жизни. Лео должен молчать. Он сжимает разбитые губы, и едва не охает вслух от боли. Его лицо опухло, напоминая один огромный синяк, а тело было в кровавых порезах и ссадинах. Все его попытки применить свои силы заканчивались провалом. Один против разъяренной толпы, у которой было желание сделать ему как можно больнее, - он был бессилен.
Как только он вспоминал Филину, ему хотелось безудержно рыдать от осознания того, что она провела здесь столько времени! Сколько же она всего пережила! А потом он с испугом ловил себя на мысли, что для него лишь только всё начинается.
- этом безумном одиночестве, он как никогда чувствовал свою вину за всё.
- его глазами стояли смерти Кера и Сэма. Их мёртвые холодные лица застыли в сознании немым укором. Он видел картины жестоких издевательств над Филиной в этой «особой» тюрьме, и не понимал, как мог ничего не предпринимать так долго? Надо было разнести стены, но вытащить её оттуда! Но он не смог решиться. Ему даже в голову это не пришло. Пошел так называемым «хитрым путем». Он ощущал себя полнейшим ничтожеством.
И это не могло быть неправдой, ведь все мы в той или иной мере ничтожества.
***
На стенах плясали зловещие тени. Казалось, что прошло около трёх часов их бесконечного однообразного похода. Фобос по началу храбрился, но сейчас всем стало понятно, что он идёт из последних сил. Его лицо покрыла мелкая испарина. Огонь в его руке подрагивал. И сам он казалось горит. Температура тела его поднялась до 39⁰. Пульс держался на отметке в 140, выше, чем у астронавтов при стартовой нагрузке. Из-за нарушения гемодинамики наблюдалось предобморочное состояние.
Ничего не проходит бесследно. Даже всесилие имеет свои рамки.
Ноги его заплетались.
- Всё больше не могу, - судорожно прошептал он и рухнул на колени. Огонь погас. Фобос хрипло дышал. Он дрожал всем телом. Подходить к нему было опасно.
Кромешная тьма давила на уши со всех сторон, подобно давлению под водой.
- Нужно положить его поудобнее. Нам всем нужно отдохнуть. Мы не сможем тащить его. – сказала Филина.
В темноте завозились. Предложение явно было воспринято с энтузиазмом. Под голову Фобоса, Деймос положил свой джемпер, который почти сразу стал влажным, до того вспотел светловолосый брат. Филина дотронулась до огненного парня. Она увидела в своем сознании образ Фобоса. Он был полностью чёрным, но в его груди пульсировала целая вселенная. Ничего подобного она никогда не видела. Как будто множество ярких звездочек переплетались, сталкивались и мерцали. Цвет огоньков стремительно менялся - пронзительный синий, вспышки кораллового и небесно-зеленого, потом белый и снова синий. Это было настолько завораживающим и необъяснимым, что Филина долго не могла прийти в себя.
- Это же душа! – осенило девушку.
Как только она это сказала видение пропало.
- Ты чего? – послышался голос Асмодея.
- Надеюсь ты тронулась окончательно, - прошипела где-то недалеко Лилит.
- Я видела что-то странное…Ну ладно, неважно.
Филина смутилась. Она не сможет все равно описать, то что увидела.
Девушка облокотилась на стенку и закрыла глаза. Складывалось ощущение что к ногам привязали тяжёлые гири, а тело заломило от навалившейся усталости. Не прошло и минуты, как она заснула глубоким сном.
***
Лилит мучила жажда. Она переворачивалась с боку на бок, проклиная всё и всех. Дикая злоба не покидала её мысли. А сердце мучилось, испытывая непреодолимую тоску по Сэму. Возможно, если бы она сейчас была одна, то позволила бы себе вновь разреветься в подушку и кусать губы до крови. Уже утром обнаружила бы, что местами наволочка была в алых пятнах.