***
Филина чувствовала опустошенность. Пустая кровать приковывала к себе взгляд, словно магнитом. Три дня безумия не прошли бесследно. Она оплакивала Феликса, и в это момент коньяк был ей ближайшим другом. Но не только это убило её. Лео ушёл, оставив ей лишь записку. В тот же день как встал на ноги. Ни с кем не поговорил. Просто ушёл, воспользовавшись переполохом.
На душе было бесконечно мерзко. Как будто она попала в капкан, который поставил кто родной и близкий. Она не смогла принять и понять поступок Лео. Он, словно умер. Чувство потери и разочарованности душили её. Как будто это не он ушёл, а она оставила его.
Но спасало Филину от горечи и ухода в себя – злость. Как это не странно злиться не всегда плохо. Лишь это чувство помогало Филине не потерять разум и мыслить хладнокровно. Злость делает нас сильными.
С другой стороны она уже сомневалась в правильности своего мирного пути. Вряд ли к ним прислушаются, даже если люди получат ответы на свои вопросы. Найдётся ли хоть кто-то, умеющий слушать? Тот, кому не наплевать на последствие войны и обладающий высоким разумом?
Филина уже устала всё прокручивать в своих мозгах. Как никогда раньше у неё болела голова. Виски нещадно пульсировали, будто палочки стучали по барабану.
Девушка прошла в ванную и посмотрела в зеркало. Красные зареванные опухшие веки. От этого зеленые глаза казались ярче обычного.
- Нет. Так нельзя. – Сказала она вслух своему отражению.
- Что произошло? Почему всё так?
Она вновь хотела поддаться унынию, сидеть на кровати и обнимать колени, плавно покачиваясь, словно убаюкивая себя. Или разносить комнату, но разносить больше было нечего. Стол и стулья поломаны, дверца шкафа валялась павшим войном. Кусать себя за руки и плечи, оставляя безобразные полукруглые следы.
Друзья старались её успокоить, но получалось наоборот. Слёзы градом катились, и её начинало отчаянно колбасить. Она злилась, что плакала и начинала ненавидеть всех вокруг за это.
Но волевой стержень не позволил ей больше безумствовать. Включилась кнопка внутри.
«Нельзя сдаваться! Нельзя ныть! Да, больно. Но это лишь сейчас».
Филина умыла лицо ледяной водой. Потом провела рукой по своим длинным волосам. Отчего-то они показались ей тусклыми и безжизненными, свисавшими небрежными нечесаными прядями. В ней вспыхнул гнев.
Ножницы нашлись почти сразу. На белоснежную раковину хаотично падали тёмно-каштановые локоны. Свет отливал их золотом.
Филина чувствовала, как ей становится легче. С каждым щелчком ножниц она будто сбрасывали с плеч ненужный груз. Невозможно понять женщин!
Спустя какое-то время Филина смотрела на своё отражение и улыбалась. Она вновь показалась себе посвежевшей и одухотворенной. Стрижка каре аккуратно обрамляла овальное лицо. Вдоволь налюбовавшись собой, Филина поспешила одеться и выскочить из душной комнаты. На мгновение, она остановилась на пороге, смотря на пустую кровать и произнесла печальным голосом:
- Прощай.