– Кто знай, откуда туристы что берут? Лично я не создан для джунгли, я сильно предпочитай берег.
– Чудесно, – буркнул Мадж, – снова твари ползучие да каннибалы.
– Я бы сказал, каннибалов нэт, – замотал бородой Марли. – Отсюда до Просада никаких каннибалов, по-ммоэму.
– Зато другие есть, – вставил Корлисс.
– Кто другие? – заинтересовался Джон-Том.
– Я не знай. Турист говорил. Путешественник говорил. Лично я держусь берег.
– Ладно, – Джон-Том больше не мог скрывать досаду. – Раз уж мы не можем найти проводника, так скажите, есть ли тут хоть кто-нибудь, способный ткнуть пальцем в нужном направлении?
Врачи переглянулись, и Марли предложил:
– Навэстите нэгоцианта Транкуса, уж он-то знаэт.
– А еще, – глубокомысленно добавил Корлисс, – кроме него, другим я не доверяй.
Глава 15
Негоциант Транкус оказался вомбатом, страдавшим ожирением, как и большинство его сородичей. Казалось, черты его лица скрываются в складках покрытой густым черным мехом тугой плоти. Поначалу он пытался отговорить путников, но они настаивали, и он согласился.
– До Просада ведет прямая дорога. Иногда, хоть и нечасто, тамошние жители приходят сюда купить то, чего не могут сделать или вырастить сами. Я слыхал, что это удивительный город, населенный талантливым и добрым народом, предпочитающим жить своим умом. Похоже, им попасть в Чеджиджи намного легче, чем нам оказаться у них. Говорю вам об этом без радости, но с радостью продам вам припасы в дорогу.
На том и сошлись. Когда путники экипировались, купец закрыл лавку и заковылял на край города показать нужную тропу.
– Поосторожней в пути! – Он махнул толстой лапой в сторону джунглей. – Отойдешь от доброго старого Чеджиджи на несколько лиг и неведомо на что напорешься. Просад – это значит джунгли.
– А что такое Стрелакат? – поинтересовался Джон-Том.
– Черт его знает. Мы уже голову над этим сломали. Узнаете – скажите… Если только вернетесь.
– Ну, так я и знал, что услышу это, – вздохнул Мадж и направился к узкой раскисшей тропинке, ныряющей в джунгли.
– Удачи, друзья! – Вомбат махал вслед уходящему в неизвестность маленькому отряду.
Частично представители местной флоры и фауны были знакомы Маджу и Перестраховщику, но в целом джунгли представляли новый, диковинный мир. Однако пока ничто не препятствовало им. Бурдюки с водой брать не пришлось, поскольку все знали, что вода в джунглях чистая и вкусная.
Повсюду во множестве росли дикие фрукты, а высокая влажность воздуха была вполне терпимой. На второй день идти по ровной тропе стало совсем легко. Походу радовались все, за исключением неумолчно жаловавшегося Маджа, но поскольку недовольство было для него нормой, никто не обращал на это никакого внимания.
Особенно заинтересовала Джон-Тома новая разновидность ящериц – вместо знакомых кожистых или оперенных крыльев у этих воздухоплавающих очаровательниц были тоненькие чешуйчатые пластинки, натянутые на косточках, крутившихся в чем-то, напоминающем карданную подвеску.
Вращаясь с большой скоростью, они развивали достаточную подъемную силу, чтобы радужно окрашенные создания могли взмывать вертикально.
Они умели не только парить, как Тейва, но летать боком и даже хвостом вперед. Похоже, ящерки находили особое удовольствие, паря и подпрыгивая перед шагающими вверх-вниз, будто множество змеек на резиночках.
Один особенно красочный шестидюймовый экземпляр, жужжа, вертелся перед лицом Джон-Тома минут пять, пока не скрылся среди ветвей.
– Любопытно, как они удерживаются в воздухе?
– Чего там, если учесть, что в насквозь мокром краю передвигаться любым другим способом куда разумнее, чем ходить ногами.
– Что-что, Мадж?
– Я ничего не сказал.
В самом деле, голос принадлежал не Маджу – как, впрочем, не Виджи и не Перестраховщику.
Они шагали вдоль гладкого каменного гребня пятифутовой высоты, но когда дошли до его конца, гребень повернул голову и загородил тропу; большущая пасть пресмыкающегося была полна острых зубов.
– Я сказал, что ходить ногами неумно.
Чудовище громогласно хохотнуло, сотрясаясь от восторга по поводу собственной шутки. Конвульсия пробежала по гребню, который оказался не каменным, а состоящим из плоти и крови. Хвост змеи терялся где-то в лесу, в результате чего удав напоминал дождевого червя.
– 3-з-змеи н-не разговаривают.
Голос не сразу вернулся к Маджу, который вообще предпочел бы исчезнуть вместе с голосом.
– Вот как? – Массивная голова поднялась футов на двенадцать над землей и начала демонстративно озираться. – Вы полагаете, где-то в кустах засел чревовещатель?
Змей снова расхохотался, сотрясая землю.
– Только не зли его ни в коем случае, – склонившись к уху Маджа, прошипел Джон-Том.
– Злить? Сдается мне, он проводит время чертовски весело.
Но едва голова опустилась, чтобы разглядеть его, Мадж мгновенно умолк.
– Кроме всего прочего, змей моей величины не бывает. Я дракон.
Джон-Тому вспомнился их попутчик, огромный речной дракон Фаламеезар.
– Простите, но на вид вы – змея.
Монстр не обиделся.
– А что такое змея, по-вашему? Не знаете, как я погляжу. – Он вздохнул. – Я надеялся, что вы не настолько глупы, как выглядите, – он разразился очередным смехотворным землетрясением.
– Это случилось, э-э, за несколько тысячелетий до первого века, – продолжал дракон, отсмеявшись, – на заре эпох, когда один дракон оскорбил А-колдуна Ивевима Третьего и тот обрушил проклятие на этого дракона и всех его потомков. То, что вы называете змеями, – просто обезножевшие ящерицы. Я отношусь к драконам, как змея к ящерицам.
Поделать с этим дефектом я ничего не могу, но очень не люблю, когда меня принимают не за того.
– Теперь ясно, почему вы разговариваете, – подытожил Джон-Том.
Общеизвестно, что драконы разговаривают – взять хотя бы Фаламеезара, который говорил даже слишком много.
– И все равно, вы самый крупный дракон из всех, каких мне доводилось видеть, с ногами или без.
– Это из-за гипофиза. Во всяком случае, колдун, который это определил, говорил так.
– Я знаком с несколькими колдунами. Может, и с этим тоже?
– Вряд ли. – Безногий дракон затрепетал от еле сдерживаемого веселья. – Я его съел. Впрочем, только попусту потратил время. Как и все настоящие колдуны, он оказался жилистым и невкусным. А вот ваша четверка выглядит весьма аппетитно.
Он мило улыбнулся.
– Тока не я. – Мадж попятился. – От меня остались шкура да кости, вот так. Ешь его, ежели голодный. Он большой и стройный и легко проскочит в желудок. Я тебе не придусь по вкусу – у меня дурно пахнет изо рта, я весь провонял потом и давно не подстригал когти на ногах. Я тебе все горло обдеру.
– Мадж, – пренебрежительно бросила Виджи, – это проявление явной трусости не делает тебе чести.
– Понимаю, милашка, но что поделать? Я и есть явный трус.
– Несколько царапинок мне не повредит. – Под кожей чудища заиграли огромные мышцы. – Нет ничего приятнее чудного полдничка… Пожалуй, кроме одного.
– И что бы это могло быть? – поинтересовался Перестраховщик, окончательно созревший, чтобы закончить жизнь в желудке дракона.
– Ну, разумеется, посмеяться от души! – Дракон чуточку расслабился.
– Любому дураку известно, что смех куда питательней мяса.
– Тогда я не в счет. Сообразительностью я никогда не отличался. Мне не по зубам оглашать завещание и шутить шутки одновременно, уж будьте покойны.
– Валяй тада ты, кореш! – лихорадочно зашептал Мадж рослому другу.
– Спой ему какие ни на есть смешные песенки, что ли. Что до меня, так я считаю все твои песенки дурацкими, но эта надутая гусеница вообразила себя знатоком в этом деле.
– Мадж, я могу петь рок, баллады, блюз… Даже кое-что из классики, – но я не из братьев Смазерс.
– Ежели ты чегой-нибудь не предпримешь прямо сейчас, то будешь смазанным братом, верняк! Ну пожалуйста, ну попробуй, парень, что тебе стоит?