– Да уж, вы яблоки от отцовской яблони на все сто!
– Кто это с отцовской яблони? – повелительно поинтересовались сзади. Джон-Том повернулся к говорившему, и глаза их встретились.
Мадж на мгновение онемел, что уже само по себе говорило об испытанном им потрясении. Оправившись, он ринулся к другу.
– Да никак привидение? – Ладони выдра и человека встретились. – Не-а, для привидения ты тяжеловат. Ну, не думал, приятель, что ты вернешься! Мы уж вроде как и не надеялись, вот так.
– На приведение дел в порядок ушло больше времени, чем я ожидал, Мадж. Привет, Виджи! – воскликнул Джон-Том, заметив появившуюся на пороге выдру в украшенном цветочной аппликацией фартуке.
– Я рада, Джон-Том, что ты вернулся. Мы беспокоились о тебе что ни день.
Маджа настойчиво дергала за жилет маленькая лапка.
– Папа знает вонючку?
Тот отмахнулся от дочери, попав ей по мордочке. Перекувырнувшись через голову, она молниеносно вскочила на ноги и прытко вернулась поглазеть на Джон-Тома, держась подальше от лап отца.
– Это человек, про которого я вам говорил.
– Джун-Тум? – Другой выдренок сунул палец в рот. – Тот, кого папа все время спасал?
– Ну, время от времени уж точно, – закашлялся Мадж.
Но заткнуть рот выдренку оказалось не так просто.
– Ты сказал, все время, папа. Спасал человека все…
– Заткнись, отпрыск! Щенки, они такие. – Он виновато улыбнулся другу:
– Бестолковые, сам знаешь: недослышат да и выдумают.
– Ага, знаю.
– Тада добро, значица, пожаловать, кореш! Расскажи, чего ты делал все это время на том свете.
– Да нечего рассказывать, – пожал плечами Джон-Том. – Это тот же унылый, зловонный и опасный мир, который ты уже видел.
Он посмотрел вдоль реки. Заметив этот взгляд, Мадж подтолкнул его локтем в бок.
– Но ты ж не особо волновался насчет одной рыжеволосой самки, а, парень? Волноваться нечего. Она, так сказать, хранила домашний очаг с самого твоего ухода. Признаюсь, мы время от времени теряли надежду, а вот она – никогда. Это не в духе нашей огневолосой. Ну, была у нее пара приключеньиц, но в остальном…
– Мадж!
– Успокойся, милашка. – Он оглянулся на Виджи. – Старина Джон-Том знает, када его приятель шутит. Вперед, костлявое видение больного ока, я тебя провожу.
– И я, и я!
Малышка, испробовавшая Джон-Тома на зуб, увязалась следом. Мадж ласково взъерошил шерсть у нее на затылке.
– Это Застава. Воображает себя заградительным постом семьи.
– Она всегда ограждает ее, пытаясь урвать клок мяса из пешего незнакомца?
– Обычно, – с преувеличенным весельем ответил Мадж. – Она тебе понравится. Они все тебе понравятся. Не успеешь оглянуться, как они будут звать тебя дядюшкой.
Заметив манипуляции одного из своих непоседливых отпрысков, выдр заорал:
– Эй, Ломаджин, поставь сейчас же, или я сброшу тебя в ручей!
Они вместе разогнали выдрят, и Мадж с интересом пригляделся к мешкам.
– Что это у тебя? Хлам из твоего мира?
– Да, сокровища. Но мне стоило бы поторопиться с их показом, пока твои отпрыски не растащили все, что плохо привязано.
– Чтоб мои детишки стащили?!
– А почему бы и нет? Ведь у их наставника самые прыткие пальцы в этом мире.
Мадж воздел одну лапу к небу, а вторую прижал к груди.
– Да чтоб я стал кухонной золой, ежели када учил плоть от плоти своей брать, что им не принадлежит! – И извиняющимся тоном добавил:
– Клянусь, приятель, не учил. Они сами собой до этого дошли.
С помощью выдра Джон-Том закинул тяжелый груз за плечи. Ну, теперь недалеко – всего лишь долгая прогулка до Западной опушки.
– Если за это отвечает какой-нибудь ген, то в твоем потомстве он, несомненно, проявился.
Мадж нахмурился и неуверенно почесал затылок.
– Чтой-то я не припоминаю в своем роду никаких Ген. Ничего, они вырастут будь здоров – мать оказывает на них благотворное влияние. – Он обернулся к дочери:
– Милашка, будь добра, дай папочке любимую дорожную шляпу.
Застава пулей влетела в дом и через мгновение появилась на пороге, держа красную фетровую шляпу, увенчанную двумя длинными перьями – желтым и белым. Мадж аккуратно пристроил ее между ушей.
– А что стало с зеленой?
– А что стало с твоим лицом? – Мадж кивнул на спутанную бороду. – Время уносит все, даже зеленые шляпы.
Тропа от берега свернула снова в лес.
– А все ж я ее не выбросил, – помолчав, продолжил Мадж. – Валяется где-то в комоде – вроде как в память об наших совместных странствиях.
Там что ни пятнышко – то история.
– Выходит, я вернулся лишь затем, чтобы обнаружить этакого столпа общества, отягощенного семьей и гражданским долгом. Мадж, чем ты живешь теперь?
– Ты уже спрашивал об этом. Я отвечу так же – живу вот. Я гляжу, дуара еще с тобой.
На правом плече Джон-Тома висел знакомый инструмент с двойным набором струн, сияя и сверкая, как в тот день, когда умелые руки Кувира Кулба возродили его.
Лак, которым покрыл его кинкаджу, защищал дуару не хуже брони.
– Угу. Давал там и тут небольшие концерты. Жизнь бродячего менестреля со временем становится второй натурой.
Вдали замаячила знакомая роща. За время его отсутствия тут изменилось немногое. Вековые расширенные пространственно дубы выглядели, как прежде. Цветов стало больше – явно дело рук Талеи. С нависающей над дверью Клотагорба ветви донесся знакомый вопль: Сорбл поприветствовал их и скрылся в верхнем окне, чтобы сообщить радостную весть чародею.
Все внимание Джон-Тома сосредоточилось на соседнем дереве, каждый изгиб, каждый лист которого прочно отпечатался в его памяти. Мадж заметил его взгляд и подал знак своему шумному выводку умолкнуть.
Малыши были достаточно понятливы, чтобы сообразить, насколько важен для взрослых этот миг.
Дверь распахнулась. На пороге показалась Талея, ставшая чуточку старше и чуточку красивее. Она хлопотала по дому, и ее рыжие волосы были скрыты под косынкой, а талия повязана большим рабочим фартуком.
Даже ветер утих, чтобы не нарушать эту картину.
Джон-Том медленно опустил поклажу на землю.
– Привет, Талея.
Она выронила метлу, ответив ему долгим взглядом.
– Джон-Том…
И медленно пошла навстречу, а он, застыв на месте, пристально вглядывался в каждую ее черточку, каждый волосок. И тут она пнула его в голень – ту самую, с которой сняла пробу Застава. Джон-Том завопил.
– "Привет, Талея. Привет, Талея"! И больше тебе нечего сказать после многолетней отлучки, ты, пустоголовый сукин сын?! Столько лет!
Ни письма, ни единой вшивой открытки!
– Но, Талея, радость моя, между мирами нет почтовой связи!
Она наступала, а он, как мог, отскакивал на здоровой ноге.
– Только не выдумывай своих заумных чаропевческих оправданий!
Столько лет я ждала тебя, столько лет надеялась, что ты все же вернешься и я смогу высказать, как сердита, что ты ушел без меня.
Четверо выдрят чинно сидели неподалеку, старательно усваивая этот неожиданный урок взрослости. Мадж стоял рядом, мысленно подсчитывая круги, пока Талея гонялась за извиняющимся Джон-Томом вокруг дерева.
– Смарите внимательно, можа это вас чему-нибудь да научит, – внушал папаша потомству. – Люди вечно откалывают что-нибудь эдакое. Так они выражают свои чувства после долгой разлуки. Люди – как часы, их всегда надо заводить. Скоро у этой парочки завод кончится. Тада их охватит любовь, и они упадут друг другу в объятия.
И действительно, Талея вскоре запыхалась. Джон-Том дал ей выпустить пар и, будто следуя совету Маджа, прижал к себе. У нее хватило сил лишь на то, чтобы слабо молотить кулачками ему в грудь. Но вскоре удары сменились контактами совсем иного рода.
– Теперь дама плачет, – задумчиво сказала Застава. – Он делает ей больно?
– Нет. Они просто показывают друг другу любовь, – пояснил Мадж.
– Человеки чокнутые, – сказал Царапка, один из двух сыновей.
– Абсолютно. Все люди чокнутые, а эти двое пуще других. Зато они бывают смешными. Дадим им еще пару минут потискаться, а потом глянем, что там мой старый друг принес из своего мира, а?