впечатления на окружающих - они по-прежнему выли и набрасывались друг на друга, а кое-кто уже пировал останками своих или чужих жертв, от которых доносился неприятный запашок подпорченной солнцем падали. И в это время откуда-то сверху появились сперва звуки, а потом и запахи новые, страшные и вместе с тем манящие. - Ну, - сказал чей-то голос. - Покормим-ка наших малышей. (Разумеется, для Него, как и для остальных "малышей", голос произнес всего лишь ничего не значащий набор звуков, но... Но что-то такое уже тогда всколыхнулось в Его сознании. И потом, постепенно, день за днем, Он начинал понимать слова, их значение - и это длилось до тех пор, пока Он не заболел, - о чем будет сказано в свое время). Голос пугал и очаровывал прежде всего гармонией звуков, которые издавал. Но был еще и запах - запах добычи, крови, недавней смерти! Все, кто находился сейчас внизу, - сражались ли они или же пожирали тухлятину, или вообще только сейчас выползли из своих нор - все, как один, вытянулись в струнку и подняли головы вверх, к этому запаху. Они жаждали насыщения, жаждали отыскать то, что так притягательно пахло. Вдруг к ним скользнуло нечто темное и плоское - стелясь по земле, оно рванулось в том числе и к нему. Но Он не побежал: темное и плоское не имело ни запаха, ни звука, оно было сродни теплу, которое лишь грело и светило - и больше ничего. Зато вслед за плоским и темным сюда упал кусок мяса. Тотчас все кинулись к нему - а сверху падали другие куски, обладавшие притягательным запахом смерти, невообразимо вкусные!.. И голос, расхохотавшись, заключил: - Хор-роши, стервецы! Гляди, как накинулись. С них явно будет толк. Сильные бойцы. А другой голос добавил: - Не только. Есть среди них парочка детенышей и посообразительней, - и темное, плоское снова зашевелилось, потянувшись к Нему. Но Он тогда не обратил внимания, всецело поглощенный борьбой за кусок мяса да наблюдением за соседями (некоторые были особо озлобленны и могли напасть). Наконец мясо закончилось. Кое-кому досталось меньше, чем они хотели, и несколько голов поднялось, выжидающе глядя наверх. Но плоское и темное судорожно задергалось, а голос издал некий сиплый однотонный вскрик, так непохожий на предыдущие его звуки, и лишь потом добавил: - Вот уморы! Они проморгали свою долю и надеются, что им дадут еще! - Так бывает всегда, - безразлично заметил другой голос. - Всегда найдется пара-тройка слабаков - и вот увидишь, они никогда отсюда не выйдут. И хотя Он тогда еще не понимал слов, Он вскоре увидел. Те, кто остался без мяса, не все были слабаками - некоторые просто слишком уж увлеченно сражались друг с другом, когда сверху начали бросать пищу, и поэтому они поздновато сообразили что к чему. Такие (а их было большинство) в следующий раз не зевали, хотя оставались не менее агрессивными, чем прежде. Их Он не понимал. Ясно ведь и так, что всех сразу не сожрешь, тем более, если не будешь расти. А Он хотел вырасти до пределов этого мира - и вот тогда-то, а может, намного раньше, Он расправится со всеми своими конкурентами. Разумеется, Он не собирается оставлять их в живых, просто попозже с ними будет проще разобраться. Другие соперники и впрямь быстро сдались. Они оказались слабаками, слишком медлительными, слишком тугодумными, чтобы выжить здесь. Они явно поторопились разломать свои предыдущие мирки. Одного такого слабака Он сам как-то разорвал на клочья - не потому что хотелось есть, но просто из-за очередного приступа ярости. Обычно они, приступы, накатывали на Него, но не очень часто - и тогда Он расправлялся с кусками древесины, раскиданными по всему котловану, или же рыл. Последнее занятие оказалось еще и полезным. Во-первых, норы, которые заняли Он и Его соседи отличались по размерам. Он занял одну из небольших - но Он и сам тогда был небольшим, и в те дни размеры норы Его успокаивали. Однако теперь Он рос - и рос, следует заметить, намного быстрее своих сверстников. Очень скоро нора стала слишком маленькой, Он еле протискивался сквозь короткий тоннель в пещеру. Существовало два выхода: отобрать более подходящую нору у соперника (и нор, и соперников вокруг было предостаточно) либо же расширить свою. После неудачной попытки выселить соседа, что жил слева (того самого, который в первую же ночь напал на Него), Он отдал предпочтение рытью. И очень скоро Его нора уже не казалась слишком маленькой или неудобной. Во-вторых же, запахи от испражнений. Чтобы пометить собственные владения достаточно было струйки мочи, но вот фекалии следовало закапывать в землю, иначе они мешали воспринимать остальные запахи окрест, и даже маленькие жучки, слетавшиеся в котлован и понемногу превращавшие фекалии в шарики, чтобы укатить их прочь, - даже жучки не спасали положения. В-третьих, воды хватало не всегда. В котловане имелось несколько бассейнов, куда в засушливые дни по специально опущенным желобам наливали воду, - но ее было, опять-таки, мало, и на всех не доставало. Тогда Он догадался выкопать неподалеку от своей норы небольшую ямку - и после дождя получал небольшой запас, который с удовольствием выпивал; нужно было только следить, чтобы никто из соперников не подкрался к ямке, когда Он спал, и не вылакал воду. Пришлось пару раз серьезно поцапаться с особо наглыми типами, после чего большинство в котловане принялось за сооружение собственных ямок, а не норовило выпить воду из чужой. В отличие от воды, мясо сюда сбрасывали без задержек, поэтому все обитатели котлована росли быстро. С таким же неизменным постоянством сюда поступало тепло, которое они вместе с мясом и временем жадно поглощали. И все так же наверху звучали голоса, издававшие странные в своей упорядоченности звуки. Постепенно Он начал понимать их (или Ему только казалось, что понимает). Всех обитателей котлована голоса называли "малышами" или "маленькими стервецами". Мясо - "мясом". Воду - "водой". И так далее. Раньше Он воспринимал все по-другому. Мясо для него было запахом, набором звуков (когда оно падает к ним сюда, и когда его ешь), вкусом и "картинкой", хотя последним - менее всего, потому что запахи, вкус и звуки остаются (ах да, еще осязание!), а выглядит мясо всякий раз по-другому. И вот оказывается существует нечто общее, что связывает такие подчас непохожие, чужие аспекты бытия - и это нечто - одно лишь слово, сочетание звуков, которое вызывает в твоем сознании целый ряд ассоциаций. То же самое с водой и прочим. Вообще со всем. И хотя Он пока не очень-то представлял практическую сторону такого использования звуков (вернее, слов), Ему очень нравилось, что узнать о грядущем кормлении можно, оставаясь внимательным к тому, что произносят голоса там, наверху. Это было очень удобно, это позволяло Ему приготовиться к кормежке и, соответственно, выхватить самый вкусный кусок, пока остальные растерянно соображают, что к чему. Невероятно полезная способность. Тем не менее слова и пугали Его. Даже не они сами, а то, что они принадлежали к верхней части мира - той, где жили голоса, откуда появлялось мясо, вода и плоские темные неопасные предметы, которые двигались соразмерно с голосами. И много еще чего появлялось именно сверху. По сути, верхняя часть мира была постоянным источником неизвестных явлений, вещей, событий, и Он с ужасом думал о том, как же много времени уйдет на то, чтобы все это постичь. К счастью, времени на подобные размышления у Него почти не оставалось - хватало хлопот и без того. Потом, с какого-то момента приступы ярости начали завладевать Им все чаще и на все большие промежутки времени. В такие минуты Он не контролировал себя и даже не всегда помнил, что делал. Однажды Он обнаружил себя над растерзанным телом соседа слева (того самого, с которым Он повстречался в свою первую ночь здесь); даже удивительно, как Ему удалось справиться с таким опасным и сильным противником. В другой раз Он очнулся на склоне котлована, под Ним была свежевырытая яма (и внушительных размеров!), а лапы Его еще продолжали движение, вырывая и отшвыривая прочь целые комки земли. "Маленький стервец наверняка будет землекопом!" - сказал тогда один из голосов. А второй рассмеялся. И очень нескоро Он сообразил, в чем же причина приступов. А она заключалась в Его самочувствии. С некоторых пор что-то в Его организме работало не так. Как будто какая-то его часть сломалась или вот-вот должна была сломаться. Нарушилась согласованность движений, возникло постоянное ощущение, что в горле застряла круглая твердая кость; и еще - зуд по всему телу. И от этого невозможно было избавиться, никак! Иногда Он даже жалел, что расширил короткий тоннель, ведущий в Его пещеру - там было бы так удобно чесать спину! Однако ни расчесывания, ни попытка проглотить кусок побольше (чтобы столкнуть с места ту проклятую круглую кость в горле!) ничего не давали. А приступы ярости учащались и становились все продолжительнее. В конце концов у Него поднялась температура - было такое ощущение, что мир вокруг перенасытился теплом и оно продолжает опалять всё, куда только способно проникнуть. Даже Его пещеру, где обычно было прохладно и очень уютно, а теперь стало невыносимо душно. Мысли перемешались в голове, лапы путались и не желали повиноваться. Он пополз наружу, чтобы испражниться, но не успел - и с отвращением унюхал, что даже тело Его исторгает слишком зловонное вещество, чтобы быть здоровым. Это была Его последняя разумная мысль. В том состоянии. Потом последовал продолжительный провал, когда Его тело само действовало, а Он лишь наблюдал за происходящим, но совершенно отстраненно, даже не пытаясь понять, что происходит. Наверное, так даже лучше. Возможно, если бы Он попытался понять, то сошел бы с ума. Озверел бы. И тогда не годился бы ни на что, кроме как на подручные работы, на жизнь зверя. Это Ему потом объяснили. А сейчас Он лежал на песке, весь истерзанный переменами, с Ним произошедшими, и смотрел одним глазом в небо (другой, закрытый, ничего не видел). - Ох, - сказал чей-то голос. - Колючек мне под хвост! Так обычно ругался один из тех, кто жил наверху, за краем котлована. Но тот ни разу не произносил это так, с такими интонациями. И тембр того голоса был другой. И ни разу до сегодняшнего дня тот не угадывал Его мысли. - Гляди-ка, - а вот этот голос был Ему знаком. - Один из маленьких стервецов уже научился говорить! Вот уж не думал!.. - К тому же он поднабрался от тебя всякой ерунды! - хохотнул второй. - Ну что тут, - произнес третий, совсем чужой, - есть подходящие? - Да, парочка в самый раз. Сейчас организуем. Чьи-то лапы подхватили Его и впихнули в мирок, ограниченный деревянными прутьями. Мирок закачался - Его куда-то несли. - Смотрите, осторожнее. Еще слишком слабые, - сказал второй голос. - Жаль будет, если эти маленькие стервецы загнутся, - подхватил первый. - Я не маленький стервец! - прошептал Он. - Я не маленький стервец!.. Голоса захохотали. - Да, определенно удачная генерация, - произнес третий. - Господин Миссинец будет доволен.