Я наклоняюсь к дочери и начинаю убеждать:
– Ева, милая, послушай меня! Понимаю, ты считаешь себя непобедимой и неуязвимой, но твой утренний поступок иначе как глупостью не назовешь.
– Спасибо, мама.
– Я не хотела тебя обидеть, просто представь себя на моем месте.
Ева поднимает взгляд:
– Прекрасно. А ты не пробовала сделать наоборот и посмотреть на ситуацию моими глазами?
Беспомощно мигая, смотрю на ее отражение в зеркале:
– М-м-м, ладно, попробую.
– Всю зиму я пахала как проклятая, не отрывая задницы от стула. Исправила оценки и хорошо выступила в Кентербери. И вот ты ни с того ни с сего вдруг перекрываешь мне кислород.
– Послушай, милая. – Я смотрю на дочь и вдруг роняю голову на руки, борясь с желанием разрыдаться. Чувствую себя совершенно измотанной, все аргументы иссякли, а это – в высшей степени зловещий признак. – Понимаю, ты думаешь, я поманила тебя красивой мечтой, а потом пошла на попятную? Прости. Даже не представляешь, как я горжусь тобой и восхищаюсь работой, что ты проделала. Понимаю твое желание поехать в Кентербери, и поначалу я думала, что смирюсь с твоим решением. Только все это время я жила, дрожа от страха.
– Все из-за давнишнего дурацкого несчастного случая, да?
– Ева!
– Ох, мама, перестань! Он произошел в Каменном веке, кроме того, там вообще все выглядело как-то странно. Никто и не ожидал. Так что пора об этом забыть.
Ева не понимала, как жестоко ранят ее слова. Да, разумного объяснения той катастрофе нет. Но люди никак не возьмут в толк, что именно по этой причине происшествие кажется особенно жутким. Мы с Гарри не совершили ни одной ошибки, но во время прыжка его передняя левая нога разломилась на части, и мы оба грохнулись на землю. Я еле выжила. А Гарри? А Гарри просто пристрелили.
Некоторое время я молча размышляю:
– А ты не согласилась бы ограничиться просто выездкой?
– Ни за что.
– Тогда я разрешила бы тебе уехать и даже ездить верхом на Восторге.
– Нет! – с раздражением выкрикивает Ева. – Я хочу прыгать через препятствия! Неужели не ясно?
Разумеется, чаяния дочери для меня не тайна, но согласиться не могу и лишь бессильно кусаю губы.
– Хочу заняться преодолением препятствий. – Ева сверлит меня горящим взором.
– Да-да, знаю.
– Это моя самая заветная мечта, – не унимается она, снимает ноги со столика и, крутанув стул, поворачивается ко мне лицом.
– Я слышала.
– Тогда разреши поехать в Страффорд и продолжай зажмуривать глаза.
– Как ты сказала? – слабым голосом выдавливаю я.
– В Кентербери всякий раз, когда мне нужно было преодолеть препятствие, ты закрывала глаза. Вот и дальше так действуй.
От стыда я теряю дар речи. И как она умудрилась заметить?
А, наверное, постарались другие родители. Они наблюдали за соревнованиями с трибун и рассказали своим детям о моих чудачествах, а те, разумеется, передали Еве. Я – псих, и моему ребенку об этом известно.
– Прости, Ева, – шепчу я.
– Да ладно. Ну что, разговор окончен?
Я беспомощно моргаю, не зная, что сказать.
– Говорю, все решено? Или нет? И я должна тебя порадовать и сделать вид, что мы поговорили по душам и поняли друг друга? Только потому, что ты признала свою вину и облегчила душу? Да мне от твоих признаний никакого толку.
Я что-то невнятно бормочу, стараясь не моргать, потому что тогда не удержусь и дам волю слезам, которые уже на подходе.
– Да, полагаю, разговор окончен.
Ева отворачивается к окну, скрестив на груди руки и закинув ногу на ногу. Замечаю, как яростно дергается одна нога.
– Так и знала! – небрежно бросает она. – Между прочим, ма, ты и правда поманила меня красивой мечтой, а потом обманула, тебе не показалось. Повертела перед носом морковкой, а попробовать не дала.
Возвращаюсь в ванную комнату, борясь с предательскими слезами. Разговор с дочерью ни к чему не привел.
Медленно глотаю остывший кофе, будто передо мной стакан с виски. Да, виски сейчас пришлось бы весьма кстати. Потом раздеваюсь.
Стою, обнаженная, перед ванной и долго вожусь с кранами. А сама с грустью отмечаю, как некрасиво висят груди, когда нагибаюсь. Нет, развалиной себя не считаю, однако отдаю отчет, что перевалила за вершину горы и потихоньку начинаю скатываться вниз. Одним словом, таю, как свеча. За последние четыре года мой вес практически не изменился, но все тело как-то противно одрябло.
Наш дом построили в 1843 году, и трубы визжат и стонут, будто находишься в машинном отделении танкера. Сначала из крана льется ледяная вода, но уже в следующее мгновение она превращается в кипяток. В конце концов я теряю терпение и закрываю слив пробкой. Почему не побаловать себя и не принять ванну? Сегодня все уроки проводит Джоан, наш второй тренер, а Дэн появится не раньше завтрашнего дня. Поэтому с мытьем головы можно повременить, а ванна поможет снять напряжение.