– Понятно. А вдруг начнутся роды? Что тогда? – робко интересуюсь я.
– Ну, тут все просто. Проверь, чтобы вышли два копытца, а потом нос. Если этого не произойдет, немедленно вызывай на подмогу ветеринара. Его зовут Уолтер. Я оставил его данные в сумке с инструментом.
– Хорошо.
– Скорее всего, Мэйзи не ожеребится до моего приезда, но срок большой, так что надо проверять ее каждый час. Ах да, ночью можешь пользоваться веб-камерой. Я и сам обычно сплю перед телевизором.
– А я соображу, как с этим обращаться?
– Все предельно просто. Попроси Джуди, она объяснит. – Голос Дэна становится хриплым, в нем появляются нежные нотки. – Спасибо, детка. Когда вернусь, отблагодарю.
– Не сомневаюсь. Если только ты вообще когда-нибудь приедешь домой.
– Буду через пару дней, тогда все и наверстаем. Обещаю.
– Может, приготовить для тебя ужин? – воркую я в трубку.
– Что? За какие грехи? В чем я провинился? – с шутливым отчаянием кричит в трубку Дэн. – Ох, любимая, прости!
– Ладно уж, – фыркаю я. – Готовить не буду, но предупреждаю, вцеплюсь в тебя мертвой хваткой. – Тихонько поглаживаю трубку. – Дэн, я правда страшно соскучилась.
– Я тоже. Скоро вернусь, не сомневайся.
Мутти вытирает стол розовой губкой и вопросительно смотрит на большую спортивную сумку у меня в руках. В кухне пахнет хлоркой.
– В чем дело? – она удивленно поднимает бровь.
– Переночую сегодня у Дэна.
– А он уже вернулся?
– Нет. Но одна из его кобыл должна ожеребиться, а помочь некому.
На мгновение рука Мутти замирает в воздухе, и этот жест не ускользает от моего внимания. Однако она как ни в чем не бывало продолжает размашистыми движениями вытирать стол.
– Schatzlein, – обращается она ко мне, – а тебе когда-нибудь доводилось принимать роды у лошади?
– Нет, – уныло откликаюсь я и ставлю спортивную сумку на пол.
– И что ты собираешься делать, если кобыла надумает рожать?
– Позову на помощь Уолтера.
– Кого?
– Ветеринара, что работает с Дэном.
– А, понятно. – Мутти идет к раковине, прополаскивает губку и кладет ее за краном точно по центру.
– Дэн думает, кобыла продержится до его приезда, – утешаю я Мутти. – Вот только справишься ли ты с Евой? Она сейчас в таком состоянии…
Мутти идет ко мне, берет мою голову пропахшими хлоркой руками и целует в лоб.
– Не волнуйся, мы с Евой поладим. А теперь спеши на помощь своему Mann.
По-немецки это слово, разумеется, означает «муж». Я поднимаю с пола сумку и чувствую, как по телу пробегает противный холодок страха.
Длинная извилистая дорога к жилищу Дэна проходит между сосновых деревьев, таких высоких и густо посаженных, что в нижней части они выглядят худосочными от нехватки солнечного света. Дорога грязная, вся в ухабах и рытвинах, зимой она время от времени бывает завалена упавшими деревьями. Деревья обычно оттаскивают на обочину, где они спокойно догнивают.
Я еду на «Камри», которая практически осталась без подвески и так и не оправилась после прошлогоднего столкновения с грузовиком. Подпрыгивая на очередном ухабе, только морщусь. Объехать их не представляется возможным. Надо постараться, чтобы в одну и ту же яму одновременно попадало только одно колесо, а больше ничем не помочь. Что и говорить, не самая практичная машина для наших краев, но когда я ее покупала, то жила совсем в другом месте.
Владения Дэна фактически состоят из двух конюшен. Одна, что спереди, построена в 1811 году и представляет собой высокое красивое сооружение красного цвета. Недалеко от него находится, если можно так выразиться, сам дом, в котором, до того как его приобрел Дэн, никто не жил лет сто. Едва Дэн успел подписать все документы на покупку, как дом рухнул. За долгие годы муравьи-древоточцы и жуки-древогрызы, а также обильные снегопады сделали свое дело. На следующее утро после падения у останков дома собрались местные старожилы. Попыхивая трубками из стержня кукурузного початка, они сочувственно похлопывали по плечу бездомного, убитого горем Дэна и мягко журили его за нерасторопность, Мол, надо было подсуетиться и застраховать свою собственность.
Сделанный из булыжников камин и панели по трем углам стоят невредимые до сих пор, но остальная конструкция лежит грудой руин, напоминая разваливающийся корпус затонувшего галеона или грудную клетку ветхого скелета. Дэн продает дерево местным плотникам, которые высоко ценят его структуру, прожилки и цвет, что проявляются только после покрытия лаком. Остается только пожелать, чтобы они действовали поживее и помогли скорее избавиться от проклятой развалины.