— Черт с вами, давайте свою подорожную и своё вино… Франц, сходи за чернильницей и печатью!
Франц прямо на шершавом бревне шлагбаума поставил соответствующую отметку и, подышав на печать, сделал оттиск на документе.
— Сами открывайте, — буркнул он и тут же присосался к бурдюку.
— А ну, дай сюда! — потянулся за вином старший товарищ.
Микке без труда сдвинул шлагбаум в сторону, давая возможность каравану проехать. Когда таможня осталась далеко позади, Аркан буркнул:
— Порядочки у них, однако! Даже в Смарагде я такого не видал!
Впечатления от удивительных и невероятных нравов Западных провинций продолжали сыпаться на путешественников как из рога изобилия. Никто кроме Гавора раньше не странствовал в составе торговых караванов, и потому все увиденное было в диковинку. Аркан в бытность свою вагантом ходил пешком или катался на почтовых дилижансах, а это совсем не то, что сопровождать набитые дорогостоящим товаром фургоны. Открыв для себя специфику подобных путешествий он, не особо стесняясь в выражениях, сказал:
— Курва! Внутренние таможни.
Гавора переполняли эмоции:
— Как почил в Бозе последний император — каждый обдристанный барон, у которого замок больше похож на сортир во дворе у порядочного хозяина, а из землевладений — куча дерьма и яма с испражнениями, считает своим говенным долгом поставить сраную таможню!
Микке восхищенно крякнул, оценив по достоинству такой шедевр фекального словотворчества, а Рем, поглядывая на корявый сруб у обочины, четырех стражников с ржавыми алебардами и деревянные рогатки поперек дороги, попытался поразмышлять вслух:
— Неужели непонятно, что они так убивают торговлю и взвинчивают цены? Какой дурак поедет по земле, где нужно платить на каждом углу? Куда смотрит здешний герцог?
— На задницу очередной молоденькой любовницы, — внезапно подал голос дю Валье. — Старый козел дю Пюс предпочитает, чтобы страной управляли бароны, а сам он проводит время на соколиных охотах и пирах. Но, могу вас уверить, маэстру — такая картина не только в герцогстве Лабуанском. От залива и до Кесарии, до самых берегов Рубона Великого графья, барончики и маркизы становятся самовластными правителями в своих феодах и плевать хотели на центральные власти. Герцоги и принцы для них не авторитет.
Рем прищурился:
— А кто для них авторитет?
Эдгар дю Валье пристально посмотрел на молодого Аркана, и в его рыбьих глазах, кажется, промелькнуло что-то вроде уважения:
— Какой правильный вопрос, маэстру. А что вы сами-то думаете?
— Синедрион? — предположил Рем.
— Синедрион, — кивнул воин. — Им всё это на руку.
До таможни они ехали молча. Стражники отодвинули рогатки, посмотрели подорожную грамоту, истребовали мзду и один из них, самый молодой, шмыгнул носом и сказал:
— Будьте осторожны, господа торговцы. Пять баронств вдоль тракта — отсюда и на север — голодают. Засуха! В лесах полно бродяг, которые прирежут вас за кусок хлеба…
— А вы, я смотрю, не отощали? — спросил Гавор Коробейник.
— Мы — люди барона. Он закупает провизию в Аскероне и доставляет ее прямо в амбары замка. Нам приходилось разгонять чернь древками алебард, когда они пытались остановить караван с продуктами. Ну, я вижу, вы люди бывалые, разбойники вам не страшны… Всего хорошего!
Фургоны заскрипели и двинулись дальше. Рем молчал, обдумывая услышанное. Микке заговорил с Целером — одним из возниц:
— А что, здесь ведь течет река?
— Скёль течет, верно, — отвечал ветеран.
— А паводок был весной?
— Известное дело — был. Вода поднималась до самых порогов домов — это в Заводи. Снега в Белых горах тают каждую весну, и паводок — каждую весну. Иногда сильнее, иногда слабее…
— А засухи часто?
— Раз в пять лет примерно, — Рем уже понял, к чему клонит северянин, а вот Целер — видимо, нет.
Микке покачивался в седле своего битюга и шевелил губами, что-то придумывая и рассчитывая. Все северяне были помешаны на двух вещах: на море и на сельском хозяйстве. Даже самые свирепые воины и лихие мореходы не гнушались во время редких визитов в отчий дом полоть брюкву или возиться с телятами и козлятами.
Они как раз проезжали чахнущую от засухи деревеньку, дворов на двадцать. Убогие глинобитные домишки с соломенными крышами без печных труб покосились и грозили развалиться, худые собаки вяло грызлись в тени у плетня, женщина с серым лицом крутила скрипучий ворот колодца — картина была угнетающей. Караван вызвал вялый интерес двух беззубых, бедно одетых дедов на завалинке, которые, завидев притороченные к седлам Эдгара и Рема характерные шлемы-шапели вдруг принялись страшно ругаться: